― Стрелок-радист, у вас прибор скорости работает? Что-нибудь показывает?
― Нет! Все барометрические приборы по нулям. Сижу в кабине, как в мешке.
― Штурман, что у вас?
― Электроцепь обогрева в порядке. Дело не в ней. Командир, может быть, перейдем на аварийное питание приборов?
― Можно. Но зачем? На бомбометание лететь на аварийной системе питания не хочется. Не война, слетаем в другой раз. А переключим систему, можем неисправность "потерять". Радиовысотомер, авиагоризонт и обороты двигателей вполне заменяют своими показаниями высотомер и указатель скорости полета… Подработаем топливо, чтобы полегче машине было, и сядем.
Окончательно успокоившись, Сохатый послушал, как другие экипажи докладывали по радио о ходе и месте своего полета, после чего и сам связался с землей.
― "Тобол", я ― "Иртыш" ― первый. На полигон не иду. Неисправность обнаружилась небольшая. Сделаю три круга над аэродромом и буду садиться.
…Сорок минут слепой облачной темноты: жизни в движении, жизни на скорости, которую невозможно определить привычным методом, хотя от знания этой скорости зависит управляемость самолета, несущая способность крыла и в конечном итоге благополучие экипажа, ― показались Сохатому несоизмеримо длиннее многих его дальних полетов. Он старался пилотировать бомбардировщик с ювелирной точностью, исключающей малейшие отклонения, подбирая оборотами такую желаемую скорость полета, которая бы находилась достаточно далеко от минимальной допустимой, грозившей лишить самолет опоры в воздушной среде, превратить его в инородное, беспорядочно падающее тело.
Летая по кругам, Иван перебрал в уме сотни посадок, выполненных в таких же примерно условиях, натвердо определился в нужных режимах работы двигателей на снижении и продиктовал цифры Донцову, чтобы садиться, как он часто говорил, в две руки и четыре глаза. В эти же непростые минуты он пытался представить все разъемы, перегибы и сочленения системы питания прибора скорости, чтобы найти наиболее вероятное место повреждения, но так и не смог прийти к определенному выводу.
Иван решил после посадки не говорить инженерам и техникам об отказе до утра, чтобы при солнышке с большей достоверностью отыскать причину неисправности.
― Штурман и радист, для всех до утра неисправен бомбардировочный прицел. Если скажем об отказе прибора, то в ночной спешке специалисты могут испортить исследование редчайшего случая.
…Полет закончился благополучной посадкой. Освободив полосу, Сохатый облегченно вздохнул, хотя еще и не избавился полностью от напряженности, слишком свежи были в памяти ощущение подстерегающей опасности, выматывающая силы борьба с собой, желающим во что бы то ни стало добавить двигателям обороты, поставить их больше, чем определял разум и опыт.
