— Они не могут понять! — сказал он.
— Не переживайте, — ответил Дмитрий Дмитриевич — Ну-ка прочтем еще раз, теперь совсем спокойно.
«Рассмотрев заявку „Способ создания физического бессмертия человека“ и все относящиеся к ней материалы, Отдел изобретательства и рационализации установил»…
— Здесь излагается наша заявка, почти слово в слово. Так, дальше:
«Отдел изобретательства и рационализации считает, что авторы проявили физическую и философскую, биофизическую и биохимическую неграмотность. Процессы и реакции, содержащиеся в приложении под номерами 1, 3, 7, 8, 11, неосуществимы, под номерами 2, 4, 5, 9, 10 — основаны на неверных физических представлениях. На основании изложенного Отдел изобретательства и рационализации решил отказать Человеку, Д. Д. Михантьеву и Н. П. Ростикову в выдаче авторского свидетельства на „Способ создания физического бессмертия человека“.
Зам. начальника отдела С. Дранников».
Человек взял из рук Дмитрия Дмитриевича листки отказа и внимательно всмотрелся в маленькие буковки, напечатанные на краю листка.
— А здесь, — сказал Дмитрий Дмитриевич (он очень хорошо знал эту утешительную для всех изобретателей приписку), — здесь написано что в месячный срок мы можем опротестовать. И давайте воспользуемся этим правом!
— Цель?
— Пошлют на вторичное заключение, вероятно, другим специалистам И написать нужно в стиле этого отказа.
Дмитрий Дмитриевич сел за машинку и быстро застучал согнутым указательным пальцем:
«Ознакомившись с решением Отдела по изобретательству и рационализации, выражаем свое несогласие с ним по следующим причинам».
Письмо было написано и немедленно отослано.
Время тянулось медленно. Дмитрий Дмитриевич нервничал. Человек так ничего и не рассказал о себе и от наводящих вопросов увиливал с необычайным искусством. Коля тоже волновался, но совсем по другой причине — он сдавал вступительные экзамены в институт. Все же он забегал «посидеть на минутку», перекинуться словечком с Дмитрием Дмитриевичем, полюбоваться Человеком. Человек сутки напролет лежал на железной койке, поставленной для него в комнате Дмитрия Дмитриевича, и читал он все без разбору — БСЭ, правила уличного движения, стихи и романы. Дважды — оба раза вечером — у него наступали своеобразные приступы. Тогда он бессмысленно расхаживал по комнате, натыкаясь на стены и мебель, не отвечая на вопросы, бормоча непонятные слова. Проходило около часа, и он снова становился бодрым и энергичным. Дмитрий Дмитриевич не спускал с него глаз, думал до боли в висках, пожимал плечами. А однажды Человек исчез. Именно исчез — не ушел, не сбежал, а исчез, словно провалился сквозь землю. Дмитрий Дмитриевич был совершенно уверен, что Человек не выходил из кухни, и просто не знал, что подумать. Он уже хотел обратиться в милицию — у него волосы становились дыбом при мысли, что может случиться с этим чудаком из неведомого мира на улицах большого города, — но Человек появился так же внезапно, как и исчез. Он вошел в кабинет из кухни и спросил как ни в чем не бывало:
