— Пятьдесят долларов у сборщика металлолома, — фыркнул тот, уже отходя прочь.
Я надеялся, что Кейт отметила дурацкое поведение Хэла. Конечно же, теперь она должна понять, что, несмотря на всю свою учтивость, Хэл не разделяет её энтузиазма насчет высокой науки. В таком настроении, как сейчас, он вполне способен заявить, что из «Моны Лизы» получится неплохая мишень для метания дротиков.
Но я понимал также, что он прав. Мы не сможем забрать эту штуку с собой, поэтому нет никакого смысла тратить время и ломать над ней голову. Мы ищем нечто другое, холодное и конкретное: золото. Я уже повернулся уходить вслед за Хэлом, потом остановился и оглянулся на длинный ряд окон от пола до потолка.
Теперь, когда мы были так близко от них, я понял, что они не вделаны в корпус корабля, а отстоят от него на несколько футов вглубь помещения. Я шагнул к окну и, процарапав глазок в толстом слое льда, прильнул к нему.
Видно было совсем немного, но я сумел разглядеть помещение, явно расположенное между окнами и бортом, в котором, в свою очередь, тоже находятся окна из армированного стекла от пола до потолка. Помещение было неглубоким, не больше шести футов, но уходило в обе стороны за пределы видимости, и потолок его я тоже не мог разглядеть. Что там на полу, сказать было трудно, таким толстым слоем льда и инея он был покрыт. Я мельком заметил несколько длинных прядей чего-то похожего на полусгнившие кукурузные стебли или, может, на сброшенную змеиную кожу. Потом глаза мои остановились на каком-то маленьком белом предмете, вмерзшем в лёд. Это явно было похоже на клюв.
Что-то проплыло мимо не дальше чем в дюйме от стекла, и я потрясённо отпрянул.
Щупальца, точнее, самые их кончики медленно скрылись из виду.
— Хэл! — позвал я.
Спустя мгновение все были у окна, сколупывая с него лёд. Вместе мы быстро расчистили достаточно широкое смотровое окошко. И замерли.
— Это виварий, — выдохнула Кейт.
— Что? — переспросила Надира.
— Вроде террариума. Место, где можно содержать живые экспонаты в их естественной среде.
— Великий боже, — вымолвил Хэл.
В воздухе покачивались четыре аэрозона. Я не сразу понял, что они все мертвы. Их щупальца были неподвижны; прозрачные мантии не колыхались и не сокращались. Мешки их кальмарьих тел опали, и всё же в них сохранилось достаточно подъемного газа, чтобы они продолжали летать. Три экземпляра бесцельно болтались в воздухе, а четвертый, самый крупный, свисал с потолка, словно пучок каких-то странных ремней. Два из его щупалец были вдеты в толстые резиновые рукава, оканчивающиеся проводами, исчезавшими в обледенелом полу вивария.
