Уполномоченный смерил меня внимательным взглядом.
— На практике я знакомилась с делом Британии Лотус дер Готер, и сестра ее говорила со мной, рассказывала историю сумасшествия своей сестры. Тогда-то она впервые упомянула, что ей, кажется, будто бы сестра влюбилась в доктора. Но я то уже тогда знала, что сестра ее почти неизлечима. У Хельги могли начаться психопатические процессы, они близнецы с Британией. Поэтому, когда мы говорили с Хельгой с самого начала, у нас даже не было других версий. Сами подумайте, сидит на скамейке неподалеку от места преступления с битой окровавленной она. Какие тут версии. Она сама созналась нам. А сейчас я думаю другое.
— Что именно? — хмурился фон Неркель.
— Надо провести ее освидетельствование. Я не могу этого сделать. Попросите другого психиатра, уверено он подтвердит самовнушаемость ее, бредовые идеи. Но мне, кажется, она просто нашла биту рядом с доктором и решила, что это она. Записки-то нет.
— Кстати, о записке, она есть? — обратился уполномоченный к ван Чеху.
— Нет, — доктор скорбно слегка помотал головой.
— И сестра скорее всего не подтвердит, что записку писала.
— Да, не писала она никакой записки, — нервно сказал ван Чех.
— Хорошо. Отпустим, пока до освидетельствования, — причмокнул уполномоченный, — Сегодня уже поздно, я зайду завтра к остальным, — он встал, попрощался и ушел.
— Я пойду? — пискнула Хельга.
— Идите. А ты, Брижит, пока останься, — мягко сказал ван Чех.
"Этот день, закончится сегодня или нет?" — подумала я и вздохнула.
— Брижит, — ласково улыбнулся мне ван Чех, как только Хельга покинула нас. — подойди ко мне, дитя мое.
— Вы сам не свой, — заметила я, робко приближаясь к доктору.
— Ну да, тебя б так били, — обиженно шмыгая носом, заметил доктор.
— Простите.
Он похлопал рукой рядом с собой. Я села рядом с ним.
— Ты — молодчинка, Брижит, красиво сработала. Понимаешь меня, лиса, — он щелкнул меня по носу и улыбнулся.
— Вы опять грустите, — заметила я.
— Вот мне только веселиться не доставало, — проворчал ван Чех, — огрели по голове ни за что, заставили лгать под присягой, теперь вот заприщают вообще что-то делать. Это так невыносимо, — доктор выглядел, как обиженный жизнью ребенок, которому лишний час не дали посмотреть любимые мультфильмы, — Но я счастлив.
— Лгать вас никто не заставлял, — как можно назидательнее сказала я.
— Как же не заставляли! — хохотнул доктор, — Мне жалко сестричек.
— Но это вам же их жалко.
— А нечего быть такими, чтобы жалеть хотелось. Я же в сущности очень добрый, — улыбнулся самой плотоядной своей улыбкой доктор.
