Я задохнулся.
– Ку... Кого?! Ты что?! – спросил я деда. – Совсем сбрендил?
– А этот дурак из себя благородного ломает, – продолжал дед, глядя не на меня, а на свою Дусю. Дуся внимала ему с убитым видом. – На сколько она старше его, эта невинная девочка, на десять лет?
– На двадцать пять, – сказал я тихо. – Что дальше?
– А то, что тебя спасать надо! – и тут дед поднял на меня взбешенные глаза. Это был не дед. Это был полковник.
– Я сам с ней встречусь, и все улажу. Дадим ей в зубы, сколько она потребует, и пусть катится!
Я молчал и смотрел на него. Мы с полковником молча смотрели друг на друга.
– Коля! Саша!! Вы что?! – заметалась баба. Хотя мы с полковником просто смотрели друг на друга. Может быть, баба испугалась, что во мне проснется тот, молодой, рожа усатая, который бил из-за нее смертным боем всех хахалей.
– А твоей внучке, твоей Ирке, – заговорил я и вдруг с ужасом понял, что ничего не говорю, а только открываю беззвучно рот. Тогда я взял себя в руки. – А твоей Ирке, нашей Ирке, – выговорил я, – ты помнишь, даже денег никто не предлагал. Взял бы ты те деньги за Маргариту?..
И тут дед стал как-то спокойно и медленно клониться влево. Я ничего не понял, мне показалось, что он хочет поднять коробок спичек, упавший рядом с табуретом. Но баба вдруг коротко взвыла, подхватив его голову, прижала к груди, и мы с ней поволокли деда в комнату, на тахту.
– Беги за Валентиной Дмитриевной! – крикнула баба.
Дед лежал на спине, молча смотрел в потолок и только его крепкий волосатый кулак беспрестанно сжимался и разжимался.
– Семьдесят четыре... Семьдесят пятый... – медленно и спокойно проговорил он. – Закругляюсь...
– Коля, молчи! – взвыла баба, плача и трясясь, – молчи, Коля!
Валентина Дмитриевна – в домашнем халатике, растрепанная, в тапочках на босу ногу, прибежала сразу. Она выслушала деда, почему-то напряженно глядя не на него, а на бабу и строго сказала:
– Нет, нет, Евдокия Степановна, голубчик, нет. Перестаньте плакать. Это не инфаркт.
Потом она сделала деду укол, пообещала зайти еще раз, попозже, и ушла. Дед лежал тихо, прикрыв глаза, а мы с бабой сидели рядом. Разумеется, об Иркиной новости сегодня лучше было молчать. Я попытался представить себе ее будущего ребенка – некое существо, вроде Маргариты, такое же толстое, глупое и родное, но у меня ничего не получалось. Нет, подумал я, конечно нет, ведь это будет ребенок Виктора, а Виктор – крепкий мужик, настоящий, никому он его не отдаст. И вырастет Иркин сын на манеже, и сделает его отец цирковым артистом, а к нам он будет приезжать на каникулы, и меня будет называть, как и положено, дядей Сашей...
