«Господи, Боже мой, убей меня сейчас, не дай этим скотам наслаждаться моим унижением, – молился он про себя, пока они тыкали его носом в вонючую дыру. Как я хочу умереть сейчас же, пусть их преступление будет всем видно. О, Боже мой, о, Господи…»
– Подыхай в дерьме. Зови своего Трумэна и де Голля, да еще и эту скотину, короля, пусть-ка они тебе сейчас помогут! – визгливо кричал Крцун, но Дража его не слышал.
– Готов! Не дышит больше, товарищ генерал! – крикнул один из охранников.
– Облейте бандита водой! И не убирайте его отсюда.
Струя воды из крана, ударившая в голову, быстро привела его в чувство. Он задыхался.
Кровь сочилась из разбитого носа. Сквозь застилавшую глаза мглу он видел, как Крцун вытирает об одеяло подошву сапога.
– Ты прекрасно выглядишь, – воскликнул Пенезич. – Бора, беги к начальнику тюрьмы за фотоаппаратом. Пошлем генералу де Голлю снимок его товарища по академии… Стой, Бора, – передумал он в тот же момент. – Срочно приведи сюда Николу Калабича. Пусть-ка два бандита посмотрят друг другу в глаза.
Крцун с сигаретой в зубах стоял над распростертым на полу Дражей, наблюдая за реакцией своей жертвы. Ловил взглядом выражение глаз, гримасы лица. И ждал, не скажет ли он что-нибудь.
– Мне кажется, генерал, ты не понял моих слов. Сейчас товарищ Бора приведет сюда Николу Калабича!
Дража старался скрыть взгляд, он не хотел, чтобы была видна горечь, поднявшаяся из глубины его души. «Я лгал, – думал он, – и обманывал сам себя. Я ведь знаю, что он меня предал, но все равно ищу все возможные и невозможные оправдания и аргументы. А теперь этот страшный человек сможет ликовать. Командир моей гвардии увидит меня в таком положении, и я увижу его. Позор, позор для меня, позор для него и наслаждение для Крцуна. Боже, зачем ты не хочешь взять меня к себе? Закрою глаза и даже не посмотрю на гада. И не скажу ни слова».
– Калабич тебя предал, а сейчас я прикажу ему тебя убить, – язвил Пенезич. – Он это хорошо умеет, твой батька Пера… Только он не просто заколет тебя ножом, а сначала воткнет его тебе в ушко, потом в нос, потом штыком в глаз! Эта ночка покажется тебе длинной, и ты будешь молить Бога, чтобы поскорее наступил рассвет, мать твою велико-сербскую!
– Товарищ генерал, бандит доставлен! – часовой втолкнул в камеру какого-то заключенного.
– Идиот, мать твою, это же не он! – заорал на часового Крцун. – Как тебя зовут, оккупантский прихвостень? – обратился он к заключенному.
