Завтра рано утром, еще до рассвета, моего пациента расстреляют. Если бы в этом состояла вся истина, моя совесть могла бы быть чиста. Однако я стала частью орудия убийства.
Пока я пишу это, солнце постепенно заходит, а моя жертва ожидает, когда пройдет ночь, последняя ночь страданий, и когда заря принесет тишину и спасение. А я жду сурового наказания. От моих, от себя самой, от Бога, если он есть.
Я участвовала в его убийстве и как врач, и как партизанка, и как член партии. Моя рука дрожит, на бумагу капают слезы, буквы расплываются. Но эти пятна – не просто пятна на бумаге в клеточку, это пятна на моей совести, в моей душе.
Я не врач, а преступница. Проклинаю тот час, когда я поступила на медицинский по настоянию отца и дяди. Я хотела изучать литературу. Если бы я послушалась зова своего сердца, то не стала бы убийцей, к тому же еще и в белом халате. Но несомненно, где бы я ни училась, я бы ушла в партизаны. Я сделала бы это из-за моей страстной веры в равенство между всеми людьми, в справедливость, в тот земной рай, который построен в России. Эти прекрасные мечты – ведь я тогда еще и не подозревала, что они не имеют ничего общего с действительностью, – привели меня в Союз коммунистической молодежи Югославии уже на втором курсе, когда Гитлер «закусывал» Чехословакией и фашизм показывал свой зверский оскал в Испании. Я хотела воевать, защищать Мадрид, отдать всю свою молодость Ла Пассионарии. Мой отец, адвокат, буквально похитил меня в те дни из Белграда и увез в Скопье, к бабушке, заручившись обещанием полиции постоянно держать меня под контролем. Отец был против Франко и даже не скрывал своих взглядов, просто он очень боялся потерять меня.
Но куда это меня занесло? Видимо, я подсознательно стараюсь бежать от своего зла и ищу какого-то оправдания в прошлом. А оправдания нет. Тем не менее я должна признать, что горько раскаиваюсь в том, что тогда не довела дело до конца и не бежала в Испанию, что не погибла там или здесь с партизанами. Я бы покинула этот мир с любовью к Сталину, с крепким как скала убеждением в том, что идеалы коммунизма дороже любой жизни – как моей, так и чужой. Я бы умерла со своими прекрасными мечтами, мне не пришлось бы пробудиться и отрезветь в нынешнем аду.
Этот ад начался вечером 20 марта. Тогда я сделала первый преступный шаг. В нашей пустой квартире появился, предварительно позвонив по телефону, товарищ Крцун. Я забыла сказать о том, что моих родителей, у которых я была единственным ребенком, в сорок третьем году расстреляли немцы. Со Слободаном Пенезичем я познакомилась еще в сороковом году, на нелегальной встрече СКМЮ. Потом, в конце сорок первого, партия перебросила меня в Рудо, где мы встретились снова. Я была направлена в санитарную службу Верховного штаба и несколько месяцев спустя принята в партию.
