, нет, это невероятно! Но чем дольше смотрел мистер Боггис, тем меньше оставалось сомнений. Вот же он, стоит у стенки, прямо перед ним, такой же материальный и прочный, как этот крепко сколоченный дом. Да и как тут ошибиться? Правда, его покрасили в белый цвет, идиот какой-то постарался, но это ничего не меняет. Краску можно снять. Боже праведный! Вы только взгляните! И где!..
Только тут мистер Боггис осознал, что все трое — Рамминс, Берт и Клод, сбившись в кучу у камина, пристально наблюдают за ним. От них не ускользнуло, как он застыл, ахнул и вытаращил глаза; они, конечно, заметили, что он покраснел, а может, побледнел; так или иначе, они увидели достаточно, чтобы сорвать ему к черту всю игру; надо было немедленно исправлять положение. Не теряя ни секунды, мистер Боггис схватился рукой за сердце, шатаясь, добрел до ближайшего стула и, тяжело дыша, шлепнулся на него.
— Что с вами? — спросил Клод.
— Ничего страшного, — судорожно вздохнул он. — Сейчас пройдет. Будьте добры стакан воды. Сердце… шалит…
Берт принес ему воды и стал рядом, глупо ухмыляясь.
— А я подумал, вы вроде засмотрелись на что-то, — сказал Рамминс. Его лягушачий рот еще шире раздвинулся в хитрой усмешке, обнажив съеденные до корней зубы.
— Ну что вы, нет, конечно, — ответил мистер Боггис. — Сердце закололо. Извините. Бывает иногда. Через пару минут пройдет.
Подумай, не спеши, приказал он себе. А еще важнее — возьми себя в руки, а потом уж открывай рот. Спокойно, Боггис, не торопись. И главное — не суетись. Они, конечно, профаны, но не дураки. Они осторожны, подозрительны и хитры. А если в самом деле… Нет, не может быть, быть того не может…
Как бы страдая от боли, он прикрыл глаза ладонью. Потихоньку, очень незаметно, он раздвинул пальцы и глянул в щелку. Так и есть, стоит себе у стены; на этот раз он хорошенько его рассмотрел. Да, он был прав! Какие могут быть сомнения? Просто невероятно!
А увидел он такой предмет обстановки, за который любой ценитель мебели отдал бы что угодно. Непосвященному человеку он вряд ли показался бы заслуживающим внимания, тем более под слоем грязных белил, но для мистера Боггиса это была мечта его жизни. Как и всякий торговец мебелью в Европе и Америке, он знал, что из самых знаменитых и недосягаемых произведений английского столярного искусства восемнадцатого века более всего славятся три, известные под названием «комоды Чиппендейла». Их историю он знал назубок: первый был «открыт» в 1920 году в особняке в Мортоне и в тот же год продан на знаменитом аукционе Сотбис. Год спустя два других, привезенные из Рейнхем-холла в Норфолке, появились на том же аукционе, и все три пошли за баснословные деньги. Он не мог припомнить, сколько дали за первый, да и за второй тоже, но за третий — это уж точно — дали три тысячи девятьсот гиней. В двадцать первом году, заметьте. Сегодня такой комод потянет тысяч на десять. Сравнительно недавно кто-то — имени мистер Боггис не запомнил — подробно изучил эти комоды и доказал, что они, по всем признакам, созданы одним мастером, поскольку фанеровка изготовлена из одного и того же куска дерева и вырезана по одним шаблонам. Ни счетов, ни других бумаг обнаружить при них не удалось, но специалисты единодушно утверждали, что сделал их не кто иной, как сам Томас Чиппендейл, собственными руками, в расцвете своего творческого гения.
