Луна в водолее | страница 10




Высокий колокол на столбе гремел музыкой. Ночью навалило снегу на штыковую лопату. Белизна сугробов у ворот нежилых дворов пригасла при хмуром дне. Снег поскрипывал под валенками людей. Стоят горсткой под столбом, беседуют, будто сводку с войны обсуждают. Помнилась война сорок первого года. Также вот собрались люди со всего села в центре у конторы. Только от народа в улице тесно было. Пронька Вертолет и Верка Автолавка отсутствуют. День теплый и хмурый. Необычный для сурового сибирского декабря и весь месяц отстоял. Корова орет, не доеная на дворе Проньки Вертолета — возле магазина слыхать.

— …Им что, одним днем живут, — покачала головой на рев коровы Дарья. — Сегодня в России многие так живут. Обнищали люди. Просвета впереди никакого…

— А какой ты хотела просвет от оккупантов? Кто сегодня правит Россией? Оккупанты, как есть враги. Изничтожили народ, разворовали и распродали все и вся. Уж, какое было богатое село Притаежное! И что от него осталось?

Говорить о смерти Фимы все почему-то избегали. Помянули вчера сдержанно, да из сердца вон такую горькую надсаду.

Пронька Вертолет с Веркой Автолавкой выклинились из ворот своего двора, матрешками пометелили к людям у магазина. Люди ждали их. Осуждай, не осуждай, а чужая жизнь потемки. Родные, как бы все от самого детства. Не всегда Пронька был «Вертолетом». Хоть и пьют с Верой, хозяйство не изводят. Другой раз и корова вот не доена, и поросенок, наверное, доски грызет, требуя комбикорма с водой.

— Автолавки, мать их так! — волоча еле ноги в подшитых валенках-бахилах, заорал еще издалека Пронька Вертолет. — Все, брешут? — показал на макушку столба с колоколом репродуктора. — Я бы им яички поотрывал и покрасил, этим кремлевским трепачам. Сколько не говорят «халва» — слаще жизнь не становится.

Автолавка шибче своего Проньки Вертолета мотыляется, одетая в длиннополую, искусственную рыжую шубу. Падает, встает, гребёт-таки упорно к народу.

Дым над сенцами из избы Проньки Вертолета не сразу люди приметили. А когда дошло, что изба горит, как ахнет столб огня над крышей, будто в избе газовый котел взорвался.

— Корову спасай!

Успели выгнать корову из хлева, поросенка из стайки. Благо, хозяйственные надворные постройки для скотины через двор задами к огороду поставлены. Зарод сена далеко в огороде стоит, искры не достанут. Избу тушить никто и не пытался. Нечем! Мигом изба сгорела, остов кирпичной печи только и остался.

— Украл, продал, сукин ты сын, икону Казанской из Фиминой избы. Вот теперь всем нам и наказание, — шипел на Проньку Вертолета Петр Еремеевич, так чтобы люди не услыхали.