Три года назад, однако, Супрун крепче памятью был, деликатней с вопросами, да и на меня шибко не наезжал. Ныне же из детства почти не выходит.
— Ты опеть мою колбасу съел? — злится на меня. Ест он, когда не пьет, часто, но помалу. Забывает, что сам съедает. Кормит его Семён. Раз в три дня приезжает на «Жигулях», привозит из города продукты. Заботится он об отце хорошо: колбаса, сметана, молоко и сыр у деда не переводятся. У меня свои харчи, питаюсь скромно, но дедовых запасов не трогаю.
Иду и вынимаю сумку с припасами из погребка, несу из сеней на кухню и вываливаю содержимое на стол. — Вот твои колбаса и сыр.
— И вправду, — изумляется он. — Во память… Свари картошки.
Картошки полное подполье. Огород в сорок соток Семён и Парфен с семьями садят и выкапывают каждый год исправно. Бываю я всегда в сентябре, после уборки картошки.
Иногда я на пару дней уезжаю в город за продуктами. Разводить пьянку в доме в свое присутствие я Супруну не позволяю. Пенсия у Супруна «фронтовая», липнут к нему выпивохи деревенские, как мухи на сладкое. Когда я в доме, из-за ворот кличут: Супрун туговат на ухо, бряканье кованого кольца на воротах не чует. Гоню выпивох. Но стоит мне отлучиться, пустой дом Супруна превращается в местную распивочную. Быстренько поедают под спирт все дедовы продукты, пропивают остатки пенсии. С вои вещи в такие отлучки я прячу в кладовке в сенцах, иначе сопрут и пропьют. Семён в прошлом году купил у кого-то с рук дюралевую лодку «Прогресс», на пару дней свалил ее под окнами дома, не было времени в ограду затолкать под навес. Корыто большое — не иголка. На третий день от лодки и концов не нашли.
— А я её продал, — невинно заявил дед Супрун.
— Как — продал? — опешил Семен.
— Моя лодка — продал, — упрямился дед.
— За сколько? — навис глыбой над отцом Семён. Разница в комплекциях такая, что, кажется, дед Супрун на одной ладони Семена весь уместится.
— За десять тысяч, — не моргнув глазом, соврал дед.
— Что ты наделал? — опустил беспомощно кулачищи Семён. — Я за нее сто тысяч отдал, а ты за бутылку «стеклореза» её сплавил… — Так мы и не добились от Супруна, куда исчезла лодка из деревни. После советских денег дед Супрун нынешние «тысячи» не понимает. Живет памятью в прежнем измерении: сторублевку рублем считает. И не убедишь его, что лодку он даром отдал.
Ко мне Семен и Парфен доброжелательны, даже радушны. Когда я живу у деда, в доме всегда чисто, на кухне порядок; старый Супрун всегда трезв, сыт и под присмотром. Братья знают, что я не заядлый рыбак, хоть под видом рыбалки и живу подолгу в деревне, предлагают картошку из подпола, продукты, что привозят деду. При них я свои дневниковые тетради убираю, но они ведают, что я — писатель, а значит, человек вообще материально не обеспеченный.
