Морозные узоры | страница 83



Снова встанет перед нами
Величавый Рим.
Полководец-триумфатор,
Грозный консул, жрец седой
И печальный император
С гордою женой.
Кто ж из сладостного кубка
Льет нам горькую струю?
Мир трепещет, как голубка.
Увидав зарю.
Но цветут многообразно
Эти губы и глаза,
Эта полная соблазна
Женщина-коза.
VII
Ты говорила мне: от пепла и развалин
Уйдем в счастливые, блаженные леса.
Забудем родину, где человек печален
И равнодушны небеса.
Аврелия, с тех пор как ты меня узнала,
В тебе и родина и счастие мое:
Ведь с Капитолия давно уже упало
Победоносное копье.
Нет, Цезарь не придет, и в римлян я не верю:
На граждан мировых, зевая, смотрит мир,
Потомок Августа спешит навстречу зверю
И стал патрицием сатир.
Мой Рим – Аврелия. О чем же мы тоскуем?
Мгновенно набежит последняя гроза,
И мне уста твои прощальным поцелуем
Закроют бледные глаза.
1924

В НОВОДЕВИЧЬЕМ МОНАСТЫРЕ

1929-1944

«Я В КЕЛЬЕ, КАК В ГРОБУ…»

НИНЕ МАНУХИНОЙ

Упорно кукольный твой дом тобой достроен,
Но жив любовник-враг в объятиях живых,
А я стал куклой сам – и жизни недостоин
Забывший умереть жених.
Моя невеста спит в загадочной могиле,
Я в келье, как в гробу, ее взяла земля.
Нам вещие часы обоим смерть пробили
Двадцать седьмого февраля.
Но самовар поет так нежно об отпетом,
В старинном домике так радостно мечте,
И сладко сознавать себя живым поэтом,
Не изменившим красоте.
Твой стих напомнил мне упругую мимозу,
Я в нем созвучия родные узнаю.
Прими ж сухой листок и брось живую розу
На лиру ветхую мою.
<1926 ?>

Н. И. САДОВСКОЙ

Умчалась Муза самоварная
С ее холодным кипятком.
На сердце молодость угарная
Дымит последним угольком.
Как блудный сын на зов отеческий,
И я в одиннадцатый час
Вернулся к жизни человеческой,
А мертвый самовар угас.
И потускнел уюта бедного
Обманчиво-блестящий круг,
Когда на место друга медного
Явился настоящий друг.
1929

Е. П. БЕЗОБРАЗОВОЙ

Прости меня: виновен я!
Душа холодная моя
Оледенила грудь твою.
Ты полумертвую змею
Любовью в сердце приняла
И этой жертвы не снесла.
Но в строгой памяти моей
Ты расцветаешь всё нежней.
Едва небес вечерних ширь
На побледневший монастырь
Уронит розовый покров,
Я слышу в шелесте шагов
Твою походку: вот она.
Заря темнеет. Чуть видна
Могила дяди твоего.
На холм заброшенный его
Я положил твои цветы.
Прости меня. Прости и ты.
1929

"В черном саване царевна..."

В черном саване царевна.
Сердце – мертвый уголек.
Отчего же взоры гневно
Обратились на восток?
Слышен голос птицы райской.
Зацвела весна в гробу.
Брови ласточкой китайской
Окрылатились на лбу.
Утихает ветер бурный