Меня окружала тягостная картина.
Компьютер сюда, подумал я, интернет, факс, электронную почту, мобильный телефон. В начале двадцатого века время текло очень медленно и неспешно. Эта тяжкая, тягучая, почти болотная неспешность, облицованная панелями роскоши и традиций, в сложившейся обстановке являлась абсолютно не приемлемой!
Ответ на мой главный вопрос, явился в голову сам — будто из окружающей пустоты. Для того чтобы разрубить узел заговора, мне не нужно было выдумать нечто сложное. Чтобы решить задачу, было необходимо было элементарно ускориться!
Я вскочил с дивана и начал вышагивать по комнате от стены к стене.
Четыре дня назад, заговор можно было пресечь, просто уведомив население о запрете повышения цен на продукты.
Три дня назад — запретив мирный митинг женщин-социалисток.
Два дня назад — объявив город на военном положении, и расставив повсюду вооруженные конные патрули.
А сейчас?
Подойдя к двери, я выглянул в коридор и решительно подозвал флигель-адъютанта.
— Вот что, Володя, пора нам заканчивать прохлаждаться. Через тридцать минут соберите срочный совет генералитета. Алексеев, Иванов, все генералы штаба — ко мне.
Воейков испарился как призрак.
Ровно через тридцать минут — минута в минуту все собрались. Уж что-что, а соблюдение формальной дисциплины в Русской армии оставалось на высоте. Энциклопедия Каина сообщала, что через две недели, солдаты сами начнут выбирать себе офицеров, воинским чинам старше унтера будет запрещено (на фронте!) носить оружие, а за малейшую грубость по отношению к рядовому составу, генералов и адмиралов будут раздирать на куски штыками. Назначенный через месяц после моего отречения Верховным Главнокомандующим генерал Брусилов, после прибытия сюда же, в Могилев, станет пожимать руки и душевно обнимать солдат конвоя, но при этом даже не поздоровается с генералами Штаба. Не удивительно, что очень скоро, в уже фактически выигранной войне, Россия подпишет мир с немцами, согласно которому граница Германии будет проходить по Дону и через Смоленск. Страна потеряет гигантскую территорию с почти тридцатью процентами населения только потому, что десяток сытых изменников задумал поиграть в революционеров!
Пока еще дисциплина соблюдалась. Однако я чувствовал, что постепенное разложение армии расцветает у меня на глазах. Гниль, как водится, начинается с головы. Солдаты ровняли фрунт при моем приближении и улыбались. Однако генералы — именно генералы, те самые, которых всего через пару недель станут вешать пачками, по трое на дерево, стрелять как плешивых собак и рубить шашками позвонки на пустырях и кладбищах, — именно они стали первыми, кто начал проявлять мне непослушание.
