Несколько мгновений председатель пораженно молчал, затем задышал в трубку желчью.
— Я вижу … вы избрали самый опасный путь, решили пойти против своего народа…
— Против кучки зажравшихся ублюдков, вообразивших себя революционерами. Вы сами, Михаил Владимирович, один из крупнейших малороссийских землевладельцев. Каким образом ваши тысячи гектаров земли на Украине соотносятся со словом «народ»? Вы и народ — вещи не просто разные, а несовместимые. А ваш Гучков, он же банкир? А Львов, он же князь, голубая кровь в десятом поколении! С чего вы взяли, что вы — представители народа?
Родзянко притих. Молчал и только гулко дышал в телефонную трубку.
— Я вижу, вы действительно изменились, Государь, — наконец, прошипел он тихо наконец. — Еще вчера вы только кивали на мои требования, молчали и соглашались, а вот сейчас, грозите мне карой …
— Опять громко сказано, Михаил Владимирович, — поправил я. — Кара вам будет на Страшном Суде и в Чистилище. Я веду речь всего лишь об уголовном преследовании в рамках закона. Что я изменился — да. Тех депутатов, кто добровольно раскается и немедленно покинет столицу, я оставлю в живых. Всем остальным — только плаха. Итак, что на счет моего указа распустить Думу?
— Никогда! Что на счет требования Думы распустить правительство?
— Ответ тот же. Разумеется, правительство я в ближайшее время распущу за бездарность и некомпетентность, однако к формированию нового кабинета, Дума не будет иметь ни малейшего отношения. Со своей стороны обещаю, как только кайзер Вильгельм подпишет капитуляцию, заверенная мной русская Конституция с ограниченными правами монарха, отправится в новую Думу.
— Ложь!
— Вы не в себе, Родзянко. Вы только что упрекнули во лжи своего Императора. Может, повесить вас дважды? Сначала за шею, потом за ноги?
От возмущения, председатель парламента задохнулся. Разумеется, он не верил Николаю, и, в общем, имел на то полный резон. У моего реципиента была имелась сотня возможностей благоприятно подписать Конституцию и, припевая, продолжить свою богатую, сытую, полную счастья жизнь монарха, который «царствует, но не правит». Однако, Николай Второй из раза в раз отказывался от каждой возможности. Результат бессмысленного упрямства Императора был наблюдаем в данный момент, что называется «на лицо».
Окажись я в его худощавом теле хотя бы в году 1913 м, я сделал бы самое простое — подписал конституцию. При любом Основном законе власть монарха в «монархическом» государстве в любом случае останется огромной, не меньшей, по крайней мере, чем власть президента. Но фФормальное утверждение красивой конституционной «бумажки», мгновенно бы сняло с Николая ответственность за любые политические, экономические или военные неудачи, возложив их на председателя Правительства, и значительно снизило социальное напряжение, убрав из рядов моих противников миллионы сторонников либерального строя, и оставив в оппозиции только социалистов и террористов, а также превратило бы в союзников богатейших помещиков и фабрикантов. Существовало лишь одно «но», — в 1914 м началась война. Изменить сейчас государственный строй означало одно — встряхнуть общество, отвлечь его от главной задачи, над которой трудились и умирали три долгих года миллионы российских подданных, — от Победы!
