Около одиннадцати я вывел Отиса. Когда мы возвращались с прогулки, в лифте с нами поднимался какой-то мальчик. На вид ему было лет тринадцать, рыжие волосы коротко острижены. За последние несколько лет я много раз встречал его в подъезде и возле дома. Обычно он шел с мамой или с отцом, но сегодня ехал в лифте один, с баскетбольным мячом в руках. Я вспомнил, как сам стучал баскетбольным мячом на дорожке перед своим старым домом в Бруклине, когда Майкл Рудник в первый раз позвал меня к себе в подвал.
Мальчика звали Джонатан. Я не помнил, откуда знал это. Наверное, как-то слышал, как его зовет мать.
— Хорошо поиграл? — спросил я.
Раньше я никогда не разговаривал с этим мальчиком, и он сначала внимательно на меня посмотрел и только потом сказал:
— Да.
— А где ты играл?
— На школьном дворе, — застенчиво ответил он и тут же перевел взгляд на вспыхивающие номера этажей над дверью.
Я глядел на мальчика и представлял себе, что как-нибудь, когда Полы не будет дома, я позову его смотреть баскетбольный матч. Мы заключим с ним пари — он выберет одну команду, а я — другую. Если победит его команда, я дам ему пять долларов. Если победит моя, я покажу ему кое-что другое. Если я выиграю пари, то стану гоняться за ним по квартире, схвачу за штаны, повалю на диван…
Я отогнал от себя эти мысли и вдруг ощутил, что затылок у меня вспотел.
Двери лифта открылись на этаже, где жил Джонатан, и он, не попрощавшись, вышел. Я надеялся, что он не станет рассказывать родителям, что какой-то извращенец пялился на него в лифте.
Потом, уже стоя перед зеркалом в ванной, я все никак не мог поверить, что все это происходит со мной. Сначала я нарочно ударил свою жену головой о стену, а теперь вот позволяю всякие грязные мысли насчет невинных мальчиков.
Мне нужно было выпить. Я понимал, что это, наверное, не самый лучший выход, но поделать с собой ничего не мог. Только так я мог расслабиться и снова стать нормальным человеком. Да и собирался-то я выпить всего-навсего один стаканчик. Какой тут может быть вред?
Я убедился, что дверь в спальню по-прежнему закрыта, и осторожно открыл бар с алкогольными напитками. Там было пусто. Можно было догадаться, что Пола спрячет все бутылки. Секунду я колебался, не выйти ли снова на улицу, к магазину на Первой авеню, и купить пару пива, но подавил порыв, решив, что так, возможно, и лучше. Рано или поздно нужно было что-то делать, так лучше уж не откладывать.
Я лежал на диване и потел. Я не мог уснуть, поэтому включил телевизор, но звук убрал. Отис вскарабкался ко мне на диван и пристроился возле моего лица. Я ласково потрепал его по спине и по голове, почесал шею. Я не сразу подружился с Отисом. Сначала я хотел завести кошку, но слабостью Полы были коккер-спаниели, и в конце концов мне пришлось уступить. Я никогда раньше не думал, что стану одним из тех людей, которые на улице разговаривают со своей собакой, но спустя какое-то время поймал себя на том, что сам непрерывно говорю с ним. Теперь рядом никого не было, а мне нужно было рассказать кому-нибудь о своих чувствах, и я прошептал в шелковистое ухо Отиса: «Я убью его, Отис. Я убью этого гада».
