Муад Диб — своим федайкинам.
— Вот чему мы дали ход, — сказала Вэнсика. — Вот что было сделано для ТЕБЯ.
Фарадин, сидевший напротив матери в ее утренней комнате, остался недвижим. Из-за его спины падал золотой солнечный свет, отбрасывая его тень на застланный белыми коврами пол. Отражаясь от стены позади его матери, свет наподобие нимба вспыхивал в ее волосах. На ней, как обычно, было белое одеяние, отделанное золотом — напоминание о царственных днях. Ее лицо в форме сердечка казалось спокойным, но Фарадин знал, что она следит за каждым его движением. У него появилось ощущение пустоты в животе, хотя он только что позавтракал.
— Ты не одобряешь? — спросила Вэнсика.
— А что мне здесь не одобрять? — вопросом ответил он.
— Ну… что мы до сих пор это от тебя скрывали?
— А, это, — он вглядывался в мать, пытаясь полностью уяснить себе ее роль в этом деле. На ум шло лишь замеченное недавно — что Тайканик больше не зовет ее «Моя Принцесса». Как же он ее называет? Королева-Мать?
«Почему у меня чувство потери? — недоумевал он. — Что я теряю?» Ответ был очевиден: он теряет свои беззаботные дни, теряет время для столь привлекавших его игр и исканий ума. Если заговор, затеянный его матерью, удастся, такое будет утрачено навсегда. Его внимания потребуют новые обязанности. Он воспринимал это как глубокое оскорбление. Как они смеют так бесцеремонно поступать с его временем? И даже его не спросясь?
— Оставим это, — сказала его мать. — Что-то не так?
— А если этот план провалится? — спросил он — произнес первое, что пришло на ум.
— Как он может провалиться?
— Не знаю… Всякий план может провалиться. Как у тебя все это вписывается Айдахо?
— Айдахо? С чего этот интерес к… Ах, да — тот тип, мистик, которого Тайк привел сюда, не посоветовавшись со мной. Неправильно он поступил. Мистик говорил об Айдахо, верно?
Неуклюже она врала, и Фарадин обнаружил, что смотрит на свою мать с удивлением. Она с самого начала знала о Проповеднике!
— Просто я никогда не видел гхолу, — сказал он.
Она приняла это объяснение. И сказала:
— Мы приберегаем Айдахо для кой-чего важного.
Фарадин стал молча жевать верхнюю губу, напомнив Вэнсике своего умершего отца. Временами Далак бывал как раз таким, крепким орешком, замкнутым на себя и углубившимся в себя, пойди его раскуси. Далак, напоминала она себе, доводился родней Графу Казимиру Фенрингу и в обоих было одновременно что-то и от щеголя, и от фанатика. Пойдет ли Фарадин по этому пути? Она начала сожалеть, что Тайк познакомил сына с религией Арракиса. Кто знает, куда это может его завести?
