Выйдя на улицу, Диофант оглянулся. Странное чувство на миг охватило его: он подумал вдруг, что этот дом, купленный несколько дней назад и еще необжитый, никогда не будет обжит. Он даже не был уверен в том, что вернется сюда. На поясе висел кошель с царскими деньгами. Может быть, сегодня он еще вернется в новый дом, а завтра покинет его навсегда.
Диофант потер лоб. Странные мысли, нелепые настроения навевал зной, никаких иных причин для этого не было. Все прекрасно, и он отправляется в гавань, чтобы встретить боспорскую триеру «Галена». А там видно будет. Он улыбнулся, задрал голову и прикрыл ладонью глаза. Пальцы окрасились пурпуром.
— Встала младая, с перстами пурпурными, Эос! — продекламировал он и расхохотался.
Словно эхом его хохота, из ближайшего дома, из-за глухой каменной ограды донесся пронзительный крик женщины и следом за ним, после короткой паузы, — мяукающий плач ребенка.
Диофант растерянно замолчал, а потом снова расхохотался:
— Совсем с ума сошли… Рожать в такую жару, о боги! — и, продолжая смеяться, неторопливо пошел длинной улицей к порту.
По небу медленно, покойно ползло еле заметное облачко.
Корабли военного флота Митридата Эвергета, торговые суда из Эллады и Таврики, из Италии и Египта стояли с обвисшими парусами. Моряки дурели от нескончаемого безнадежного ожидания, да и само море, казалось, изнемогало от жестоких лучей солнца, лежало бескрайней и беспомощной гладью, сливаясь у горизонта с небом.
Плотная обволакивающая духота все тяжелела и тяжелела, словно наливалась свинцом, еще немного — и раздавит веселый город Синопу невидимая, неодолимая тяжесть.
Диофант опустился на горячую гальку, окинул взглядом корабли. Их было не так много, и «Галены» среди них не было. Видимо, штиль застал ее в пути, а на веслах идти дольше. Он лениво бросил камешек в воду — плоско, так, чтобы камешек несколько раз подпрыгнул на водной глади. Улегся навзничь, положив руки под голову.
Давешнее облачко быстро росло в размерах, темнело. Край его уже закрывал солнце.
Диофант закрыл глаза.
Что влекло его в Боспор, кроме желания посетить город, в котором не раз бывал когда-то? Он и сам толком не знал. Просто остался временно не у дел. Значит близилась скука. Больше всего на свете сотник не любил скуки. Скуки и неопределенности. Он был человеком дела.
Несколько крупных капель пробарабанили по груди Диофанта, одна ударила по губам. Он улыбнулся, по-прежнему не раскрывая глаз.
Собственно, неопределенность раздражала его в еще большей степени, чем скука. Неопределенности хватало. Неопределенные, непонятные вещи происходили в Синопе. Не он один чувствовал это. Доказательством тому — ожидаемый приход боспорской триеры. Что почувствовал, что узнал умный и осторожный Перисад? Что за вести принесли ему боспорские купцы, часто навещающие столицу Понта? Для чего царь Боспора направил сюда боевой корабль? Почему именно его, Диофанта, предупредили об этом?
