Понтийский царь был человеком импульсивным и зачастую принимал решения, в том числе и достаточно важные, под влиянием случайного стечения обстоятельств. Не исключено, впрочем, что он просто не хотел приближать к наследнику чужака, пусть даже ученого, а выбор кого-либо из придворных неизбежно означал бы возможное нежелательное влияние на будущего царя. В этом случае Диофант подвернулся кстати. Он не имел влиятельных родственников, не был связан ни с какими дворцовыми группировками, а был тем, кем был — достаточно опытным солдатом, с умеренным честолюбием, безукоризненной исполнительностью, трезвой головой, а главное — безусловной преданностью Митридату Эвергету.
Не далее как десять дней назад, царь, так же неожиданно, освободил Диофанта от обязанностей воспитателя. Сотнику вручена была весьма значительная сумма денег, большую часть которых он и потратил на покупку первого в своей жизни собственного дома.
Сотнику предоставили нечто вроде отпуска — неопределенной продолжительности — и он собирался посетить места своей юности — Херсонес Таврический и, особенно, Пантикапей, столицу Боспора, где у него было немало добрых друзей и где он не прочь был даже задержаться, поступив на службу к боспорскому царю Перисаду.
И вот — проклятая жара, он уже третий день валяется на мокром от пота ложе, то и дело проваливаясь в забытье.
А много, много чего надо сделать.
И ясная голова нужна, ясная, а не гудящий горшок. А тут еще это трижды проклятое солнце, смертоносный зной, чтоб ему…
Диофант поднялся, мотая головой и постепенно свирепея. Схватил стоявший у ложа кувшин, вылил на себя остаток воды. Никакого облегчения. Вода успела порядком нагреться.
— Чтоб тебя… — простонал он и со злостью запустил кувшином в стену. Кувшин оглушительно разбился. На пересохших губах Диофанта появилась бессмысленно-блаженная улыбка, словно звук расколовшегося кувшина расколол облако зноя.
Время шло медленно, время было душным, как воздух. Диофант лежал на ложе, уставившись невидящим взглядом в потолок. Следовало встряхнуться, следовало встать и выйти из дома, он обязательно должен был попасть сегодня в порт.
Диофант со вздохом встал, натянул на мокрое тело одежду и вышел из дома.
Белые камни и белые стены не успевали остыть за короткие летние ночи. Даже близость моря, Понта Эвксинского, не ощущалась, не приносила желаемого облегчения. И если многие синопцы спешили каждый день к гавани, то, скорее, по привычке. Ибо и здесь не чувствовалось ни малейшего ветерка, ни малейшей прохлады.
