Я мог бы заметить, что мой отец успел за свою жизнь отнюдь не меньше, если не больше, но мне не хотелось выступать в роли сына, бахвальствующего именем своего отца. Я промолчал, но подумал, что надо будет узнать, не приходилось ли матери Уны пересекаться в своих путешествиях с Найлзом.
— В прошлом году, когда она умерла, — продолжила ДеВэйл, — мне достались ее дневники, целая сокровищница историй и знаний о мультивселенной. Я просматривала их, систематизируя и подготавливая для более тщательных научных исследований… но, как это ни печально, не успела добраться до свитка, похищенного ворами. Я даже не представляю, что в нем могло содержаться.
— Воры говорили о какой-то пыли, — промолвил Иезекия.
ДеВэйл пожала плечами.
— Зная нужный портал, можно добраться до целого мира из этой дряни — Квазистихийного плана Пыли. Это ровное как стекло море мельчайшего песка, которое простирается во все стороны света. Там нет ни воды, ни твердой опоры под ногами… нет даже воздуха, и поэтому ветры не нарушают спокойствия поверхности. Вдобавок эта пыль голодна; оставьте в ней на день доспех, и он тоже превратится в пыль. Я никогда не была на том плане, но моя мать его как-то раз посетила. Она его ненавидела.
— Ваша мать больше ничего не упоминала об этом? — спросил я. — Воры сказали, что она нарисовала карту. Может быть, это была карта к сокровищам?
— Если честно, я не знаю, — ответила Уна. — Она всегда неохотно говорила о своих путешествиях… да и вообще о чем-либо. Мама скорее спустилась бы по Реке Стикс, чем приняла участие в послеобеденной беседе — даже со своими близкими. Она была страшно скромной, когда оставалась дома, а не таскалась по разным дебрям.
Может Фелиция ДеВэйл и не рассказала ничего дочери, но она должна была рассказать об этом кому-то другому, иначе откуда воры узнали, что в том свитке находится нечто важное? А, может, и сама Уна проговорилась о записях матери при лишних свидетелях. Однако спросить ее о том, кто еще знал о дневниках Фелиции, я не успел, так как лестница опять задрожала с громким скрипом и треском.
— А вот и пополнение, — сказала Законница.
Иезекия, словно любопытный щенок, поскакал вниз, чтобы посмотреть, кто идет. Спустя мгновение он вернулся.
— Там Уизл и еще двое, — прошептал он, — и одна из них тифлинг.
Я посмотрел на Уну. Та пожала плечами и взглянула в сторону лестницы. Мы, конечно, знавали тифлингов, которых нельзя было назвать грубыми и недружелюбными; однако, подавляющее их большинство отличалось болезненной враждебностью к окружающим и считало, что весь мир их ненавидит, и потому заслуживает еще большей ненависти.
