Он тогда приехал в Москву после долгого отсутствия и смотрел на все, что творилось, глазами пришельца. Да, точно, ноябрь 1991 года. Все уже рухнуло, но никто в это еще не верил. Страна соскальзывала в хаос, империя разлеталась на куски, каждый из которых мнил себя ее наследником. Удельные князьки вползали на местечковые престолы, и их своры, жадно урча, рвали на части доставшуюся при разделе добычу. Разве кому-нибудь было дело до какой-то там конторы, тихо загибавшейся в далеком Киеве? Умирали заводы и шахты, кормившие не три десятка ученых очкариков, а целые города. Так до того ли было, чтобы думать о филиале ленинградского института, оказавшемся в чужом и, как выяснилось, не очень дружественном государстве?
– Денег хватило только на то, чтобы расфасовать сырье по контейнерам. Потом, спустя пару лет, деньги выделила новая держава. На них строили спецсклад, такой, как по требованиям положено, с охраной и сигнализацией, но финансирование прекратили и хранилище так и недоделали. И все это говно в результате осталось в подвалах здания института в самом центре Киева, опасное до жути, только теперь аккуратно разложенное и без охраны… – закончил рассказ Истомин.
– И откуда он об этом знает? – спросил Сергеев на русском и, поймав брошенный искоса взгляд Али-Бабы, сообразил, что русский тот понимает лучше, чем хочет показать. – Ты сказал, что ли?
– Я от него узнал. – Костя покачал головой. – Нет, Миша, я до недавнего времени и понятия об этом не имел. У него свои источники, он их, как понимаешь, не оглашает.
– Ищут бесхозный материал, – сказал Михаил. – Такой, чтобы потом концов не найти днем с огнем. Эта дрянь токсична настолько, что и представить себе трудно. А уж в смеси с изотопами и кило пластида – просто кошмар для всего живого. Бериллия полно в мире, Костя, есть рудники, есть обогатительные фабрики, есть специальные производства. А он ищет бесхозный… Для чего он нашему другу, как ты думаешь?
Истомин достал из пачки очередную сигарету и прикурил, не сводя взгляда с Сергеева. Али-Баба по-прежнему сидел напротив, спокойный и загадочно ухмыляющийся, как египетский сфинкс.
– И знать не хочу, – ответил Константин Олегович. – Не мое собачье дело. Тебе-то какая разница? Главное, что у тебя уже все случилось, Миша, хуже уже не будет. В твоем зверинце появятся лекарства и оборудование, а то, что где-то, за тысячи километров от места, где ты живешь, что-то рванет – так и хер с ним. Когда у тебя долбануло – сильно помогли? Ах, какое несчастье! Ах, бедные люди! Ах, какой кошмар! И все… Сколько времени понадобилось, чтобы вас забыли? Полгода не прошло, так?
