– Я не знал, – сказал Сергеев растерянно, испытывая, почему-то, острое чувство вины, за те события двухлетней давности. За хриплые стоны, за жаркое белое тело на черной ткани расстеленного спальника, за легкий, сладковатый запах пота и женщины, который еще долго держался в его палатке, когда она уходила. Хотя чего тут было виниться? Он вспомнил ее торопливые, короткие поцелуи, как дрожали ее колени и губы. Каждый должен был получить то, что хотел. Только Матвей остался ни с чем, а, может быть, даже в минусе.
– Она от тебя ушла, – спросил Сергеев. – И за того случая? Из-за нас?
Подольский замолчал, несколько раз подряд моргнул, напомнив Михаилу сову, а потом сказал тихо:
– Нет. Я ее отослал.
– Не смог простить?
Матвей рассмеялся, словно закаркал.
– Не глупи, Сергеев. Ты-то тут причем? Это не мне ее, тут ей меня прощать надо!
У Сергеева на этот счет имелись свои воспоминания и соображения, но он решил не перечить.
– Зачем отослал?
– Чтобы она не видела, как я дохну! – просвистел посаженными легкими Подольский. – Чтобы я не имел причин для слабости!
– Брось, Матвей, – сказал прозревший за доли секунды Михаил, – чего б это тебе дохнуть?
Все стало на место. Отдышка, белый пух, покрывающий его голову, словно тело новорожденного птенца, красные пятна на щеках, морщины, изменившие лицо до неузнаваемости.
Сергеев развернулся и тяжело уселся рядом с Подольским. По другую сторону от Матвея сел Молчун. Вода на палой листве превращалась в ледяную пленку. Капли, стекавшие по стволу осины – в ледяные шарики. Их дыхание – в белые струи пара, выпадавшие влагой на одежду за доли секунды.
Не задумываясь, видит ли их кто-нибудь, Сергеев потащил из кармана сигареты и закурил. Влажный табак трещал от огня, дым был горек.
– И мне, – попросил Матвей.
Молчун ничего не просил, просто взял сигарету сам.
– У тебя рак? – спросил Сергеев.
– Хер его знает, – Подольский потер лицо ладонью, словно пытался разгладить сетку морщин, превращавших его в старика день ото дня. – Наш лекарь обстучал, обнюхал, но что он может? Оборудования нет, лекарств – нет. Ничего нет. Рак, конечно. Я десять килограмм за три месяца потерял. Волосы выпали.
– Ну, волосы от рака не выпадают…
– Брось, Миша, они у меня по всему телу выпали. Ты еще скажи, что это от неправильно питания.
– Боли есть? – спросил Сергеев, догадываясь, что услышит.
– Я второй месяц на морфии.
Матвей докурил, и отбросил окурок в сторону залихватски, щелчком.
– Знаешь, – сказал он почти весело, – я после того, как в Потоп выжил, даже курить бросил. В один день. Думал, вот теперь буду жить долго и счастливо. Чего ж здоровье гробить? Ладно. Это я разнюнился. Все, закончили сопли и слезы. Вместо меня, скорее всего, будет Вадик. А к лету – из Израиля обещали прислать настоящего раввина. Будет у нашего Полковника свой политрук. Только как он тут питаться собирается – лично для меня – загадка. Разве, что есть какие-то послабления на случай войны и прочего. Ты случайно не знаешь?
