Высокий, стеклянный потолок, ломящиеся от изобилия еды прилавки, сумасшедшие, даже по киевским меркам цены и неповторимый колорит Бессарабки, с ее терпким букетом запахов. Смеси цветочного аромата от роз и лилий, продающихся у входа, легкого кровавого «мясного» запашка, острых, как специи, запахов корейских солений, свежей колкости листьев кинзы и перечной мяты, растертых между пальцами. И этот гул голосов под сводом. И первый осенний мед в баночках из-под майонеза провансаль – прозрачный и тягучий. И глянец натертых краснобоких яблок, и кисло-сладкая матовость боков зеленых «семиренко»…
Сергеев поставил машину на стоянку и пошел к рынку, с ленцой, чуть вразвалочку. Светило мягкое сентябрьское солнышко – осень начиналась неторопливо. Просто лето сбросило обороты, и августовский жар сошел на нет, без долгих, как ночи в декабре, дождей и слякоти, смывающей с Киева краски.
На выходные город пустел: кто победнее – ехал на «фазенды», готовить дачки к зиме, кто побогаче – выезжали в загородные имения, ловить последние лучи теплого солнца. Почти на перекрестке Креста и Шевченко скучал в стеклянной будке дежурный гаишник – машин было мало. С деревьев опадали «обугленные» по краям до рыжего цвета листья, и шлепались оземь, выбрасывая коричневые ядра, зрелые каштаны.
Возле кинотеатра, переживающего не лучшие времена, Сергеев приостановился – между колонами размещался книжный лоток, где иногда в горах книжного мусора удавалось откопать что-нибудь интересное. Он уже сделал шаг к лотку – и тут же столкнулся нос к носу с Плотниковой, держащей за руку симпатичную, такую же черноволосую, как она девочку лет восьми-девяти. Девочка была удивительно похожа на маму, хрупкая, тоненькая – только волосы были коротко стрижены и глаза другого цвета – черные, блестящие, как агаты, зато такие же миндалевидные, с необычным разрезом – к вискам.
– Привет, – сказал Сергеев, улыбаясь. Он был действительно рад встрече.
– Привет, – сказала Вика не очень дружелюбно.
Сергеев сел на корточки, аккуратно поддернув брюки на коленях, и оказался с маминой копией лицом к лицу.
– Привет, – повторил он. – Я – дядя Миша, друг твоей мамы. А ты кто?
– Я? – спросила копия, слегка растерявшись. – Я – Мариша, ой, Марина! – поправилась она.
– Очень приятно, – сказал он серьезно.
– И мне, – сказала Плотникова-младшая, но по ее лицу было видно, что она не до конца уверена, приятно ей новое знакомство, или нет. Для подтверждения, она подняла глаза на маму, но мама, склонив голову набок, с укоризной смотрела в глаза Сергееву.
