Далекая серебристая зарница выхватила белый квадрат календаря на стене, повествующего о том, что на дворе стоит 20 июня 1996 года. Гроза ушла на восток. Глухие раскаты грома едва различимо доносились издалёка.
Вот стол. Вот стул. Квадрат окна. Все как всегда. Все так, как должно быть. Не считая того, что сердце в груди бьется короткими, резкими точками. Да хочется бежать прочь со всех ног.
"Причина моего страха проста, — сказа себе Лена за неимением лучшего собеседника. — Незнакомое место. Ненавистная гроза. Да ещё и этот дневник, — будь он не ладен".
Хотя, если подумать, — ничего страшного, в дневнике не было? Да, речь в нем шла о весьма неприятных событиях. Откровенно смаковались грязные подробности о (если Лена всё правильно поняла) однополых и даже кровосмесительных связях. Противно, спору нет. Но ведь не страшно?
Почему же тогда от простой общей тетрадки в клеточку, спокойно лежащей в коридоре на подзеркальнике, расходятся волны удушливого липкого страха? Почему рукописный текст, подобно нечистым потокам воды, распространяет вокруг себя заразу?
За окном опять прогрохотало. Раскатисто и басовито. Гроза, развернувшись, возвращалась назад. Но Лена твердо решила сбежать, не смотря ни на что. Пусть даже бежать придется под проливным дождем и каскадом сверкающих молний, бьющим под ноги.
Если бы ещё вчера кто-то сказал ей, что в разгар грозы она, Елена Лазорева, в твердой памяти (о здравом уме вопрос, судя по всему, не стоит), решится выйти на улицу, — Лена бы только покрутила пальцем у виска, намекая на то, что человек находится просто не совсем в себе. И вот она, вопреки доводам рассудка, торопиться выбраться в обезумевшее за окном пространство.
Причем, по-детски страшась поворачиваться к темноте спиной.
Чего она боится? Буки из шифоньера?
Очередная вспышка синего потустороннего света заставила девушку кинуться к двери, на ходу надвигая на ноги босоножки. Поспешно хлопнув дверью, она опрометью сбежала вниз, старательно избегая глядеть на ту часть лестницы, что убегала вверх, на чердак. Пулей, пролетев четыре пролета, Лена с облегчением выбралась из мрачного подъезда на умытый и одновременно исхлестанный дождем, двор.
Но тут:
"Выключила ли я воду и колонку? — всплыла мерзкая мыслишка.
Ноги налились свинцом и грозили подогнуться. Лена не могла вспомнить, сколько не старалась.
От мысли, что снова придется подниматься под синие всполохи молнии, снова идти мимо призрачной лестницы на чердак, Лена почувствовала, что её сейчас вот-вот вырвет. Или она упадет в обморок. Или просто наплюет на все, и не станет ничего проверять. Потому что, ну, не в силах она войти в проклятую квартиру и пройти её от двери до двери.
