Дилемма Джексона | страница 10
Бенет окинул взглядом комнату, переставил на каминной полке нэцкэ, когда-то подаренные ему Оуэном Силбери, и проследовал в кабинет. Кабинет открывался на террасу, тоже выходившую на необозримую лужайку, по которой тут и там были разбросаны высокие и густые деревья, посаженные прадедом Бенета и другими представителями их рода еще в доквакерские времена. В отдалении виднелась небольшая рощица тонких берез, а за ней — темный лес огромных секвой. Где-то там, за фонтаном и розарием, Бенет мечтал возвести небольшое сооружение в стиле античной Греции с колоннадой, в котором, как просили девушки, когда-нибудь можно будет устроить бассейн с подогревом, чтобы плавать круглый год! Выходит, они уговорили-таки его соорудить бассейн? Улыбнувшись, Бенет распахнул окно, которое Сильвия имела обыкновение закрывать, и впустил в дом волну густого теплого воздуха, напоенного ароматами цветов и скошенной травы, а вместе с ним и чириканье воробьев, и пение дроздов, жаворонков, зябликов, малиновок, воркование голубей и отдаленный голос кукушки. На один чудесный миг в его голове мелькнула мысль: «Какой же я счастливый!» Но он тут же вернулся к хлопотам, связанным с приемом гостей и завтрашней свадьбой.
Собравшись покинуть кабинет, Бенет взглянул на то, что написал раньше в тот же день — не напечатал на машинке или компьютере, технику подобного рода он презирал, — а написал чернилами от руки на стандартных листах писчей бумаги. Это была его рукопись о Хайдеггере[7]. Когда-нибудь он надеялся закончить или по крайней мере попытаться закончить эту книгу. Однако выяснилось, что планировать работу затруднительно, впрочем, как и прийти к выводу, что же он на самом деле думает об этом необъятном и неопределенном предмете. Бенет сделал невероятное множество заметок с вопросительными знаками на полях. В сущности, его будущая книга и существовала пока в виде этих заметок, разрозненных и неосмысленных. В какой-то момент он осудил себя, поняв, что подпал под обаяние опасного аспекта хайдеггеровской мысли, который не был чужд и ему самому, однако казался столь глубоко погребенным в его собственной душе, что Бенет не мог ни тщательно исследовать, ни хотя бы изгнать его. Конечно же, он восхищался книгой Хайдеггера «Sein und Zeit»[8], ему нравился (быть может, в том-то все и дело) привлекательный образ Человека как Пастыря Бытия. Но к позднему Хайдеггеру он питал отвращение из-за мерзости приятия им Гитлера, из-за ложного толкования досократовских греческих философов, предательства по отношению к им же ранее созданному религиозному образу человека, открывающего дверь в Бытие, и еще из-за перехода философа к картине Бытия как безжалостной, жестокой судьбы, из-за присвоения им бедного, ни в чем не повинного Гёльдерлина, из-за отказа от понятий истины, добра, свободы, любви, личности — всего того, что философ призван объяснять и защищать.