— Папа, одевайся, — затараторила она. — Я бегу за выпиской, беру больничный, и мы едем домой. Сегодня на обед — цыпленок табака.
— Постой, постой, Лерка, — засмеялся Вениамин. — Почему такая спешка? Такси внизу ждет?
— Хуже. Виктор Васильевич ждет.
— Данилевич?! И не стыдно тебе его эксплуатировать?
— Да ну, ерунда! От него не убудет.
— Могли бы взять такси.
— Ладно, пап, не ворчи.
Дочь ушла, а Вениамин вдруг обнаружил, что принесенная одежда его не устраивает. За окном плавился август, и надевать в такую пору костюм, да еще душить себя галстуком было, по меньшей мере, неразумно. Поэтому Вениамин надел брюки, а рукава сорочки предусмотрительно закатал до локтя. Таким его и увидели дочь и приятель. Лерка фыркнула, не сумев скрыть своего недовольства. Данилевич молча кивнул и улыбнулся. Сели в машину.
— Ну, как ты? — первым делом спросил Данилевич.
— Выписали долечиваться, — недовольно буркнул Вениамин. — Бог знает, сколько времени еще просижу дома дармоедом… Да! — спохватился он. — Ты располагаешь временем?
— А что ты хотел?
— Слушай. Если можешь, давай сначала на кладбище. Я хоть посмотрю, где она.
Данилевич на секунду наморщил лоб.
— Да, конечно.
Лера посмотрела на отца с виноватой улыбкой.
— Пап, может, завтра?
— Нет, пойми, мне нужно сейчас. Это не займет много времени…
Ехали молча. Вениамин смотрел вперед, глазами Сергея следя за ситуацией на дороге, и не знал, куда деть руки. Подумать только: два месяца не держал в руках «баранку»! Когда Данилевич тормозил на перекрестках, или, наоборот, разгонялся, ноги Вениамина-Сергея автоматически нажимали несуществующие педали.
Всю дорогу до кладбища Лера порывалась что-то сказать отцу, но всякий раз, когда она собиралась начать разговор, Данилевич на мгновение искоса взглядывал на нее, и Лере не оставалось ничего другого, как только отрешенно вздыхать и делать недовольное лицо. Вениамин видел ее состояние, и это почему-то его забавляло.
«Восточное» встретило Лебедянского влажной прохладой, пересвистом в кронах деревьев невидимых птах и надоедливым гудением комаров. Лера показала мамину могилу, где за оградой еще лежали пожухлые траурные венки, а сама встала так, чтобы загородить собой памятник на соседней могиле.
На одном из траурных венков Вениамин прочел надпись, сделанную от его имени: «От скорбящего мужа». Он взглянул на фотографию Ляли, на даты рождения и смерти, потом повернулся к дочери. Лера вся напряглась, не зная точно, видит отец фото на соседнем памятнике, или нет. Но Сергей-Вениамин увидел, отстранил Леру и подошел к своей могиле. Под скромной фотографией на металлокерамике было написано:
