— Дождик будет… — задумчиво произнёс Валька, глядя за окно. — Интересно, гроза уже, или ещё рано? Ма, у кого сказано про грозу в начале мая?
— Кхгм… — кашлянул Каховский-старший. Валентин сделал большие глаза и посмотрел на отца изумлённо:
— Папа?.. Извини, я задумался.
— И правильно сделал, — одобрительно кивнул отец. — До меня дошли слухи, что ты уже два месяца не посещаешь элективный курс по изобразительному искусству. Как это понимать, наследник?
— Но папа, — Валька захлопал ресницами, — это просто ошибка. Дело в том — ты же видел нашу аудиторию? — что там есть колонна… большая такая колонна, на ней ещё написано повыше «Серый+Ирок=LOVE»… так вот я просто сижу за этой колонной, и…
— Мой юный друг, — угрожающе сказал отец, — я великолепно знаю эту колонну. И по словам Якова Марковича, ты одиннадцатый, кто за ней сумел разместиться. Это есть прогресс, так как в дни моего детства она скрывала максимум двоих…
— Мгм, — вмешалась Ирина. Муж грозно посмотрел на неё и воинственно повторил:
— Да, двоих!!! Да и то — если прижаться потеснее…
— Мгм, — повторила жена. Валька с энтузиазмом подхватил:
— Папа, это же очень интересно! И к кому ты там… прижимался?
— Почему ты не был на элективке?! — раненым в подвздошье мамонтом взревел Каховский-старший. Сбавил тон и пожал плечами: — Ты же сам записался, даже настаивал…
Валька вздохнул и опять посмотрел за окно. Чему-то улыбнулся, пожал плечами:
— Настаивал… Пока у нас Игорь Игоревич вёл, я что, разве не ходил? Ходил, и рисовал, потому что было интересно. А сейчас просто скучно.
— Вообще-то Яков Маркович — известный художник, насколько я знаю, — сердито заметил отец, наливая себе кофе, который немедленно конфисковала и уничтожила жена. — Мне в этом доме что-нибудь можно?!
— Можно, — с глубокой убеждённостью кивнула Ирина. — Приносить деньги… А что до Якова Марковича — то он художник не только известный, но и независимый — рисует независимо от наличия таланта. Уж я-то в этом разбираюсь. В отличие от тебя.
— Вот-вот, — подхватил Валька обрадовано, — как начал разных Шагалов, Кандинских и Малевичей нам втюхивать…
— Остальные-то сидят — и ничего, — возразил Каховский-старший. Валька нагло заявил:
— У них вкуса нет, а я в маму, меня от этого тошнит. Да и потом — не все сидят, многие тоже бросили.
— Ну и ты бы ушёл, — сердито сказал отец. — Я что — против? Перевёлся бы ещё куда, но скрывать-то зачем?! Всякие разные жи… люди будут мне насчёт сына выговаривать…
