– Корму режешь, капитан! – крикнул надвигающийся Потемкин. Ушаков слов не услышал, ибо уже представлялся Полине и стоящей рядом даме.
– Капитан-лейтенант Федор Ушаков!
– Ну вот, я знала, что обязательно увижу вас еще раз, – с доброй улыбкой сделала поклон Полина. – Кого вы теперь защищаете?
Федор не обиделся, с достоинством ответил:
– Капитан императорской яхты! – И, видя недоверие в глазах рядом стоящей дамы, обернулся, как бы ища подтверждения. Императрица сделала очередную фигуру в танце и, повернувшись лицом к Ушакову, благосклонно и снисходительно улыбнулась:
– Я вижу, вы не только морским делом увлечены. Становитесь... в линию баталии...
Федор решительно протянул руки Полине и, несмотря на легкое движение несогласия у дамы, вступил в круг.
– Как я рада, как рада, что встретила вас! Я так надеялась на это раньше. Мы, из Смольного института, бывали на таких встречах, и я каждый раз смотрю на морских офицеров: нет ли вас среди них? Но увы!
– Надеюсь, что мы будем чаще теперь видеться, – скорее утверждая, чем спрашивая, сказал Ушаков. Музыка заполнила весь зал, хрустальные люстры мерно раскачивались в такт, переливаясь тысячами огоньков. Но еще больше огней отзывалось в драгоценностях статс-дам и фрейлин, жен титулованных вельмож и дипломатов, в орденах князей и графов, камергеров и камер-юнкеров, сенаторов и статс-секретарей. Все сверкало вокруг, сияло, переливалось в лучах свечей и волнах музыки. Бал был в разгаре, светлые чувства переполняли уже немолодого капитана.
– Ну дак когда мы увидимся снова? – настойчиво и радостно спросил он, подходя в очередном пируэте к Полине. Та отступила, развернулась и, приблизившись, негромко сказала:
– Эта дама – моя свекровь. Я недавно просватана.
Свет в зале померк, музыка потеряла мелодию и судорожно забилась под потолком. Ноги не попадали в такт и стали непослушными. Полина, почти не открывая губ, прошептала, скорее бессознательно, не давая отчета в том, что говорит:
– Ждите меня, Федор! Ждите!
Ушаков проводил ее к тому месту, где пригласил на танец. Старая дама с тревогой посмотрела на них.
– На тебе лица нет! Здесь так душно! – И, решительно взяв ее под руку, повела к выходу.
* * *
Было еще не поздно. Ушаков, завернувшись в темный плащ и не замечая ночной прохлады, порывистого ветра с Финского залива, стоял у входа в Зимний – карета еще не подъехала, бал продолжался. Он очнулся, когда из остановившейся кареты к нему склонился светлейший:
