Парус почти распрямился, и долговязый еще раз продернул канат.
Две девушки танцевали,
Два молодца наезжали,
Наезжали для тово,
Полюбить было каво.
Осталось еще немного, и можно было вязать. Федор видел, как покрылись потом лица моряков, напряглись жилы, мокрые пятна выступили на спинах. «Перевели бы дух, – подумал он, – а то слабеют руки, не закрепят». Долговязый же был неугомонен. Он слегка качнулся вперед и, казалось, разрезал налетевший ветер. Тот, натыкаясь на него, обозначал бугристые мускулы и подчеркивал выступающие широкие кости. За спиной долговязого ветер как будто рассыпался на мелкие осколки, даже не раздувая рубахи стоящих следом моряков. А те, уже заведенные на четкий и размеренный рывок, раскачивались в такт и пели:
Адна девка невеличка,
Ана лицом круглолица,
Анюшенька хороша,
В косе лента алая,
Сама девка бравая!
Развернутый парус весь распрямился и забрал ветер.
– Вяжи! – крикнул боцман. – За шкаторину. Есть! Трескают, то есть тянут вместе с песней, а без песни тяжче, господин мичман, – вроде бы извиняясь, повернулся боцман к Ушакову, и вытер пот со лба, будто и он тянул шершавый канат. – Я-то не знаю петь, а Тимофей у нас мастак, знает всякие – работные, палубные, плясовые, молодецкие, печальные, чужедальные, войсковые, солдатские, моряцкие. Откуда только берется?
Парус, прикрепленный к рее, затрепетал и стал уже частью корабля. Частью, которая вела пинк по серовато-зеленым волнам вблизи Норвегии.
– Отменно, мичман! – похвалил бесшумно показавшийся за спиной и наблюдавший за постановкой парусов, капитан. – Бывает и быстрее, но редко. К берегу близко не подходите, тут хоть и глубоко, но туманы оползают с фиордов. Я по этому пути вокруг Скандинавии ходил часто. Нелегкий путь. Холодный и коварный. Но вот придем в Архангельск, отдохнем!
Ветер гнал белые барашки волн, закудрявив ими море до горизонта.
– Пойдемте вниз, мичман, выпьем «ерша», – позвал капитан Глебов, – а вы следуйте строго на норд, – кивнул он штурману.
Тот криво усмехнулся.
– Про Архангельск опять будете рассказывать господину мичману. А я этот город не люблю. Ревель, вот где порядок и уважение к морякам.
– Зря, зря, штурман, – миролюбиво отозвался капитан. – Сей город уже сотни, а может, и более тысячи лет существует и до Петербурга славу русского флота поддерживал, а может, и составлял ее. Вам-то все остзейцы да чудь по душе. Они и мне не противны, но Архангельск своим прошлым тоже славен.
– Петр Петрович, я сии побасенки о крае знаю. Легенды хороши, когда они правда, хоть и далекая. А бедность готова приукрасить себя несуществующими подвигами.
