Некоторое время Гашеку пришлось провести в «Королевской городской тюрьме» над Вислой (позже он изобразит этот эпизод в рассказе «Среди бродяг») в ожидании, когда из дому придут деньги на дорогу. А поскольку деньги долго не приходили, он отправился пешком через Моравскую Остраву и Фридек. Там его, как неимущего бродягу, снова арестовали: «Я возвращался тогда из Польши пешком — через Тешин, Фридек и Мораву. Во Фридек явился в таком виде, что меня взяли под стражу и не сразу отпустили…»
Очевидно, тот же бродяжий опыт Гашек имеет в виду, когда замечает в одном из позднейших писем: «…я странствовал по Мораве точно безработный и выпрашивал кнедлики». В Гельфштине-на-Мораве обнищавшего странника приютила семья директора местной школы Гайниша. Его умыли, накормили, дали поношенные брюки, оставшиеся после умершего местного учителя, благодаря чему пражский «писатель» приобрел несколько более приличный вид. Во время прогулки в местный замок Ярослав поранил руку, и дочь директора Славка ухаживала за ним. Так возникло знакомство, о продолжении которого вы узнаете позднее.
Когда после балканских похождений Гашек наконец появляется в Праге, он рассказывает истории, кажущиеся невероятными. Ближайшие друзья заметили в нем большие перемены. В обществе бродяг он приобрел склонность к сливовице и другим крепким напиткам. Привык много курить и — что особенно поражало — начал жевать табак. Его грубые манеры шокировали даже богемную среду. О возвращении в канцелярию не могло быть и речи.
«Искать приключения, скитаться, сидеть в трактире или корчме самого низкого пошиба, разговаривать с незнакомыми людьми, рассказывать им всякую всячину, слушать их рассказы, узнавать разные истории — все это было написано Гашеку на роду, и он тщетно противился своей судьбе. Ничего он не мог с собой поделать», — делает вывод Гаек.
Скитания, авантюрные побеги из тесных рамок обыденности становятся в ту пору идеалом молодежи.
Молодые литераторы читали «босяцкие» рассказы Горького и хотели подражать ему в жизни и творчестве. Бродяжничество стало видом протеста против ханжеской морали, выражением томительной тоски по настоящей, полнокровной жизни, способом добиться свободы. Но мало у кого хватало смелости проверить эти идеалы на собственном опыте, мало у кого хватало выдержки снести холодный душ разочарования, отрезвляюще действующего на разгоряченные головы. Вот почему рассказы Гашека о бродягах отмечены меланхолией и горьким скепсисом. Только позднее в гашековском изображении бродяг появляется мудрый, снисходительный юмор. Но до тех пор Гашеку еще предстояли новые странствия по Европе.
