Маккехни, напротив, был ужасно расстроен. Он согласился, чтобы Салливан взял дело в надежде хоть на какие-то действия. С тех пор, как дело о нанесении телесных повреждений Рози Маккехни было передано из гилдфордского отделения в «Уэст-Сентрал», других шагов он не предпринял. За четыре недели Брайен выбросил на ветер 250 фунтов, личности преступников, напавших на жену, не были установлены, а Салливану было явно наплевать. Маккехни даже не мог пойти к нему на прием, потому что Сальваторе со своими подручными точно следили за ним или у них где-то был осведомитель; ему оставалось только сидеть в офисе у телефона и ждать, когда Салливан сообщит дурные новости.
Когда же Салливан упустил третью сотню, Маккехни решил изменить тактику. Он позвонил в «Уэст-Сентрал» и попросил детектива Шоу. Объяснил, что дело срочное и увидеться надо с глазу на глаз, если возможно, в какой-нибудь забегаловке в ближайшие день-два, но подальше от привычных мест. Шоу согласился.
Они встретились в распивочной у станции метро «Бейкер-стрит». Помещение было большое и безрадостное; в промежутках между закрытием и открытием здесь даже не пытались избавиться от клубов сигаретного дыма. Посетители утешались тем, что обстановка была куда мрачнее домашней атмосферы, в которую они возвращались потом, к женам и детям, к чистоте и любимому ужину; именно поэтому они ценили заведение за грязь и вонь, за мужскую компанию и упорное нежелание владельцев продавать орешки, печенье и разные новомодные коктейли — все то, что могло привлечь шумные стайки секретарш после работы и нарушить серьезный мужской процесс поглощения алкоголя. Шоу часто заглядывал сюда по дороге домой, это была его ветка метро.
— Мне нужен совет, — начал Маккехни, — хочу, чтобы ты меня выслушал. Я расскажу все, что со мной произошло, и если в конце ты решишь, что не можешь мне помочь, чтобы не скомпрометировать себя или свой участок, — просто допей свое пиво и иди, я тебя пойму. Единственное, о чем я прошу: никому об этом не рассказывай. Договорились?
Шоу кивнул. Невысокий, с хитроватой физиономией, он никогда не улыбался. Маккехни начал рассказ. Когда впервые всплыло имя Салливана, Брайену показалось, что на лице Шоу дернулся мускул, но не более. Когда Маккехни закончил, полицейский закурил, добавив плотности окружающему дыму, сделал несколько затяжек, а потом заговорил, не глядя на собеседника. Он словно стремился избежать ответственности за собственные слова, будто Маккехни просто случайно его подслушал:
