Увенчанный ажурными коваными крестами, словно султанами гусарских киверов, встречает входящего на аллею «почетный караул» из двух невысоких, простых, но совершенных в этой простоте каменных колонн — словно ангельская стража охраняет дорогу, ведущую к Небу. Двое точно таких же каменных часовых-близнецов стоят на страже аллеи и со стороны монастыря.
Свет луны придает всему пейзажу некое контрастное напряжение за счет игры теней и освещенных пятен камня и растительности, настраивает человеческую душу, созерцающую это дивное зрелище, на внутреннюю внимательность, молитвенную активность и торжественное предвкушение встречи со Всевышним Творцом.
А если ночь безлунна, то все вокруг покрыто загадочным мраком, лишь изредка пробиваемым огоньками редких, горящих ночниками окошек, лампадами над входом в монастырь и дверями храмов, да маленькими галогенными светлячками налобных и ручных фонариков, мелькающих в руках паломников, стремящихся на ночное богослужение.
А как сладко дышится этой ночной порой! Какой удивительный воздух, смешавший в себе соленый привкус моря, тягучий аромат прогретой за день скудной каменистой почвы и невозможные, бесчисленные запахи множества ночных цветов и неизвестных мне растений!
Уже одна только дорога от архондарика до ворот и от ворот до соборной площади, окруженной торжественно-суровой красотой величественных каменных строений, настраивает душу богомольца на предстоящий ему трепетный молитвенный разговор с Господом.
Затем последние усилия подъема по уже описанным семи пролетам лестницы и... Благодатное пространство Покровского храма распахивается для тебя, словно материнские объятия.
Ах, ночная афонская молитва! Да разве можно ее как-то описать? Это уж кому как Бог даст почувствовать...
Словом, глядя на темнеющие в стасидиях фигуры монахов с опущенными в молитве головами, я понимал, для чего они приехали сюда и почему здесь остались.
Афон!
Ночь прошла в разговоре с Богом. Этот разговор протекал то в форме монолога, когда я тщательно пытался сформулировать скорее для себя самого (Господь и так все знает) какие-то мысли, чувства и переживания, то вдруг ощущал присутствие рядом со мною или даже, точнее — во мне — Слушающего и Слышащего, Любящего и Покрывающего.
В такие минуты передо мною вставало кроткое лицо «монаха» Феологоса, его понимающий взгляд, его добрая открытая улыбка, его умиротворяющий голос, напоминавший: «Ты, Алексей, не бойся... Богу видней, доверяй ему...»
