— Ну, кстати, многие из тех настоятелей монастырей, которые понимают, что такое настоящее монашество, и хотят свои обители истинными местами подвига и молитвы сделать, — вступил в беседу отец Никифор, — сейчас к опыту греческих, преимущественно афонских, обителей обращаются. Сами сюда за опытом приезжают, своих монахов пожить на Афоне командируют. Мне кажется, что это правильный подход!
— Конечно правильный, — согласился отец Димитрий. — Я лично знаю настоятеля, ныне в сане епископа, одного известного русского монастыря, который, подружившись с Ватопедом и немало переняв оттуда афонского опыта, собрал братию своей обители и объявил: «Если у кого из вас послушание будет становиться препятствием молитвенной жизни, обращайтесь лично ко мне, и мы будем решать вопрос с заменой послушания!» А в иных российских монастырях «колхозно-лагерного» типа такие слова просто кощунством бы прозвучали! Ох как любят у нас козырять фразой, что «послушание паче поста и молитвы», имея в виду не послушание как отсечение самоволия и преданность себя в руководство наставника, а послушание как род занятий в монастыре, как работу, которую ты обязан выполнить, несмотря ни на что!
— Отцы и братие! — рявкнул по-военному Игорь. — Монаха байками не кормят! У меня креветки остывают и салат заветривается!
Ну что можно вам сказать о скитской трапезе? Вроде и просто все было приготовлено, без изысков, но...
Кто на монастырской трапезе не бывал, тот вкусной пищи не едал!
Когда я снова уселся в Игореву L200, блаженное состояние моей насытившейся утробы столь явно отражалось на «вдохновенном» лице, что Флавиан, едва взглянув на меня, заметил:
— Кажется, Леша, ты уже познал истинное «дао ча»!
— О да! — лишь смог умиленно вздохнуть грешный я. — И «дао креветок» тоже!
Скит, в который мы держали путь, состоял из нескольких небольших зданий, к одному из которых примыкала довольно просторная для таких скитов церковка с традиционным афонским куполом-крышей, крытым чешуей из серой каменной плитки. Все это было огорожено невысоким каменным забором со старыми деревянными воротами, висящими на красивых некогда, ныне изъеденных ржавчиной, кованых больших петлях. За забором виднелись верхушки выстриженных «чашами» оливковых деревьев, несколько стрельчатых кипарисов и огромный древний платан, помнящий, наверное, еще основателей скита.
Находился скит на земле Великой лавры и был арендован у лавры русскими монахами уже более двадцати лет.
