– Не знаю, – неуверенно промямлил, отведя глаза, Максим, – может быть, и согласился бы.
– Врешь, – сквозь зубы жестко не сказал, а выстрелил Фан, было видно, как он завелся, – ты знаешь наверняка, Бурчак никогда в жизни бы не отказался от войны и друзей, потому что он был мужиком и настоящим десантом.
Выдержав паузу, сопровождавшуюся крепкой затяжкой, Фан указал Максиму на выход и хрипло выдохнул:
– Я все сказал. Теперь вали в клуб, за тобой уже приходили.
Оглушенный странным разговором, Максим растерянно вышел на улицу и медленно выпустил из легких воздух.
«Тьфу! Куда же делось настроение? Так ведь хорошо было на душе еще полчаса назад, а теперь? Словно кто-то невидимый выкрасил меня изнутри черной краской, замазав напрочь необычайный духовный подъем…. Духовный ли? Но ничего ведь не изменилось, или……»
Самое неприятное – это врать самому себе. Другим проще, ведь они не догадываются, что их обманывают. Но себе лгать невозможно, потому что в этом случае ты и преступник, и потерпевший в одном лице. Обманывать себя – значит обрекать на муки совести, если, конечно, она есть в наличии. С совестью у Максима было в порядке, потому-то и стоял он, как вкопанный, рядом с родной палаткой, не смея взглянуть в сторону клуба, до которого было метров сто от силы. Всего сто метров отделяло его от новой, интересной и светлой жизни. Жизни без мучений и смертельных испытаний, жизни, наполненной новыми красками и мелодией радости. Но чтобы войти в эту жизнь, надо было отказаться от друзей, верных и преданных товарищей, не раз деливших с ним последний глоток воды, последнюю сигарету, последние силы….
Максим вдруг очень отчетливо понял – это была его плата. Друзьями он рассчитывался за сытый уют и покой обретаемого беспечного бытия. А еще ему открылось одно простое правило: за все получаемые послабления в нашей нелегкой жизни приходится платить. И никому еще не удавалось скрыться от невидимого кредитора, рано или поздно долг с тебя все равно получат.
Обессиленный раздиравшими его противоречиями, Максим безвольно опустился на вкопанную рядом с палаткой скамейку. Еще совсем недавно рядом с ним, вот на этой самой ободранной лавке сидели его верные боевые друзья. Будут ли они сидеть с ним рядом завтра, когда измотанные и усталые вернутся с войны, а чистенький музыкант Веденеев встретит их лощеной улыбкой на гладко выбритой физиономии? Вряд ли, потому что между ними будет огромная, непреодолимая пропасть.
