Немного успокоившись, Петр закурил. Дым тонкой струйкой уходил в незастекленное окно.
– Петь, ну как же быть с Волошиным? – снова спросила Ирина, застегивая сарафан.
– Скажи, что он тебе так дался? Или ты беспокоишься о Татьяне?
– Видишь ли, они такая замечательная пара, кажется, что они созданы друг для друга. Не знаю, каков был ее прежний муж, но Волошин ей идеально подходит. Ты бы поговорил с ним, может, стоит ему быть чуть посмелее – и все у них разрешится само собой?
– Ирка, не делай из меня сваху. Никогда этим не грешил.
– Так что же, мне самой с ним говорить?! – возмутилась Ирина.
– Знаешь, как говорят в армии? Инициатива наказуема… исполнением. Ты придумала – тебе и выполнять. Только меня, прошу, не вмешивай. Волошин мой друг.
– Уж не считаешь ли ты, что я ему зла желаю? – уже обиженно сказала Ирина.
– Нет, я считаю совершенно иначе! – Петр сделал какое-то неуловимое движение, и Ирина оказалась у него на коленях.
Руки мужа нетерпеливо рванули сарафан с плеч; больно прикусив губу, он с силой поцеловал ее, и потолок вновь закружился в радостном хороводе.
Татьяна гуляла в парке. Волошин, словно тень, следовал за ней. Он не шел даже рядом, а отставал от Тани на полшага. Что бы она ни делала, замедляла или ускоряла шаг, дистанция оставалась неизменной. Наконец, не выдержав, она спросила:
– Волошин, вы что, так и будете за мной таскаться?
– Да, вам может угрожать опасность, а я не хочу, чтобы с вами что-нибудь приключилось.
– Тогда возьмите меня под руку и идите по-человечески, а не словно собака на поводке!
Волошин тут же подхватил ее под руку и уже уверенней повел по тенистой аллее. Внезапное, совершенно новое, незнакомое чувство тревоги за эту хрупкую, беззащитную женщину овладело им. Ее нежная, до боли тонкая рука лежала в его широкой ладони. И единственная мысль теперь судорожно билась в его голове: защитить, не дать в обиду этот нежный цветок. Хотелось схватить ее в объятия и на руках унести от всех сложностей и опасностей этого несовершенного мира.
У Волошина даже перехватило дыхание от острого ощущения неизбежности. В эту минуту он понял, что связан с ней навсегда, что преодолеет любые препятствия, любые барьеры, чтобы только быть рядом с ней.
Таня едва сдерживала нервную дрожь. Так хотелось прижаться к нему! Почувствовать его твердые губы! Его нежные, требовательные руки на своем теле!
Не в силах что-то соображать, Волошин свернул в крохотный закуток между огромными деревьями и, уже не понимая, что делает, прижал к груди Татьяну, едва не отрывая ее от земли, потянулся к ее полуоткрытым губам.
