– Подожди, а откуда ты о ней знаешь? Это он тебя с ней познакомил? – спросила Вера.
– Нет, ты, впрочем, тоже ее знаешь. Как и его. Я часто бываю у них дома. Она или догадывается о наших отношениях, или знает достоверно. Я вижу, с какой нежностью он смотрит на нее, и это причиняет мне боль, но приходит ночь, он приезжает ко мне – и превращается в неистового любовника. Наступает утро, и он уходит. Грохочет лифт, я плачу у двери, проклинаю его и себя, а потому не могу дождаться ночи, когда он придет снова.
– Но это же непрерывная пытка! Как ты выдерживаешь? Почему не выгонишь его? – изумленно воскликнула Вера.
– А скажи, как я могу прогнать человека, которого люблю? Я знаю, что, как только мы расстанемся, он моментально превратится в старика, каким был до встречи со мной. Он зачахнет и погибнет, как цветок без воды! Я необходима ему! А он, он необходим мне. Я ведь не жила до встречи с ним, так, всего лишь существовала. У меня есть вино, коньяк, что ты будешь? – спросила она Веру, помолчав.
– Наверное, лучше вино, – согласилась та, обдумывая сказанное Татьяной.
Казимир размеренно шагал по еще твердому, сцементированному морозом насту. Водораздел, к счастью, оказался в этом месте не слишком высокий. Постепенно рослый пихтарник перешел в величественный сосновый лес, настоящую уральскую тайгу. До тех пор, пока мороз сковывал наст, идти было довольно легко, но стоило солнцу подняться над вершинами сосен, снег начал быстро раскисать. Ботинки проваливались в зернистую массу все глубже и глубже. В конце концов, в середине дня двигаться вперед стало невозможно. Из-под распахнутого пуховика валил пар. Ботинки напитались влагой и стали совершенно неподъемными. Рюкзак, будто каменная глыба, пригибал к земле. Его лямки врезались в плечи, сжимали грудь, не давая вздохнуть. Измученный, Казимир взобрался на свободную от снега каменистую площадку и обессиленно рухнул у подножия огромной сосны.
Немного переведя дух, в очередной раз сверился с картой. Результат не слишком обрадовал, за истекшие шесть часов удалось преодолеть не более восьми километров. Виной тому был не только глубокий снег, постоянные спуски и подъемы не позволяли развить привычную скорость. Меньше года назад, в Зоне, он вместе с Лизой легко проходил и двадцать и тридцать километров в день, но здесь опасность подстерегала абсолютно всюду, и двигаться необходимо было предельно осторожно. Казимир вяло пережевывал плитку шоколада и не чувствовал вкуса. Промокшие брюки холодили ноги. От ботинок поднимался ясно видимый парок. Больше всего на свете хотелось лечь и больше никуда не идти. Но там, далеко в городе, где уже зацветала сирень, его ждала женщина, подвести которую Казимир не мог. Просто не имел на это ни малейшего права. Проглотив последний вязкий кусок шоколада, преодолел нечеловеческую усталость, поднялся на ноги, закинул на натруженные плечи рюкзак и, опираясь на загодя вырубленную прочную палку, двинулся с горушки вниз.
