Опускалась ночь. Он свернул к одному из склонов Тайгер Батта и остановился, когда уже совсем стемнело, завернулся в плащ, прислонился спиной к валуну и просидел так всю ночь. И всю ночь лил дождь.
* * *
В развилке ущелья притулился некрашеный обветшалый домишко. Над его крышей зависло жалкое облачко дыма, даже не пытавшееся бороться с дождем. Да и все вокруг выглядело не радостнее этой увенчанной трубой хибары - птички, попавшей во власть гигантской кошки, чьи когти ее вот-вот растерзают.
Но в глазах человека, который убил Дэна Одамса, - он лежал на животе на гребне холма, расщеплявшего ущелье, - отсутствие телефонного кабеля придавало этой убогой постройке красоту, недостижимую никакими архитектурно-художественными изысками.
За тот час, пока он наблюдал за домом, он дважды видел женщину. В первый раз она за чем-то ходила в сарай, а во второй - просто постояла немного в дверях, глядя на дорогу. Она была небольшого роста, одета в серое платье, но ни возраста, ни фигуры разобрать сквозь пелену дождя было невозможно.
Чуть позже из-за дома вышел мальчик лет десяти - двенадцати с большой охапкой хвороста и скрылся за одним из сараев.
Немного подождав, беглец отполз назад, обогнул скалу и продолжил наблюдение за хижиной с другой стороны.
Прошло полтора часа. Он еще раз видел мальчика - тот ходил за водой к роднику в низине, но женщина больше не появлялась.
Насколько позволяли одеревеневшие ноги, беглец как можно осторожнее стал подкрадываться к дому. Тут и там он спотыкался, ноги подкашивались, но лицо, покрытое слоем глины и трехдневной щетиной, выражало угрюмую решительность. Прячась, он перебегал от сарая к сараю, попутно обследуя их: сколоченные на скорую руку времянки, с большой натяжкой претендующие на то, чтобы служить защитой унылой гнедой кобыле и куче изношенного сельскохозяйственного инвентаря.
Кроме следов маленькой женщины и мальчика, никаких других он не нашел. Стараясь не шататься, беглец широкими шагами пересек двор. С неспешным постоянством тикающих часов крупные капли крови срывались с пальцев раненой руки, и дождь вколачивал их в землю. Сквозь грязное оконное стекло он увидел женщину и мальчика, сидевших рядом на кровати, лицом к двери.
Мужчина открыл дверь и вошел в единственную комнату. Мальчик побледнел, и губы у него задрожали, но худое болезненно-желтое лицо женщины не выражало ровно ничего, хотя она явно слышала, как он подходил к дому. Она сидела прямо, руки на коленях, и в ее поблекших глазах не было ни страха, ни интереса.
