Если.
— Самое расхожее слово в мире, — сказал старший сержант Джодри Зейну, когда они прогуливались внутри огороженного колючей проволокой и заминированного периметра Да-Нанга, где начальнички и цэрэушники, от которых зависело, отдать приказ или нет, не могли их услышать.
— Но ваше слово в этом деле не последнее, разве нет, сэр? — спросил молодой солдат.
— Верняк, — ответил Джодри. — Люблю это слово: «верняк». Что у тебя на уме, рядовой? Вот что я прежде всего хочу знать.
Вертолеты рассекали влажный и удушливый закатный воздух над ними, и он кровоточил.
— Я делаю то, что должен делать, — сказал Зейн. — И я парень крепкий — сдюжу.
Мимо них трусцой пробежали морпехи. Зейн почувствовал на себе тяжелый взгляд старшего сержанта Джодри.
— Верняк, — ответил Джодри. — Но все же ты что-то недоговариваешь.
— Я никогда не стал бы вам врать, сэр.
— А ты и не врешь, пацан. Просто не знаешь всей правды.
— А в чем она — вся правда?
— Вся правда в том, что ты тянешь все без разбора в нору, которую называешь своей жизнью. Лучше б тебе усвоить одно, главное: человек всегда должен уметь прыгнуть выше головы.
И Джодри ушел.
Зейн побежал за ним. Он не спросил, да ему было и не важно где.
Через четыре недели после подготовки на Окинаве Зейн, Джодри и четверо добровольцев стояли, ожидая, пока их втиснут в чрево Б-52 между бомбами размером с гроб.
— Последнее, что я хотел бы знать, — сказал Джодри Зейну, — как так вышло, что ты еще девственник?
— Ч-что?
— Ты же слышал — девственник.
— Меня воспитывали в строгих католических правилах.
— Да, но то было давно. А говорим мы про сейчас. Как так вышло, что ты не спал с женщинами?
Истребитель взмыл в воздух, чтобы прикрыть морпехов, которые были по уши в дерьме, затеяв перестрелку в джунглях.
Когда вой реактивных двигателей стих, Зейн сказал:
— Если мы не просто животные, секс может стать чем-то особым. Вот к чему я стремлюсь. Чего хочу.
Прежде чем он натянул две хэллоуинские, похожие на чулок, термальные маски и надел шлем с окулярами, снабженный дыхательным аппаратом, Джодри покачал головой.
— Особое — это то, что мы считаем особым. Когда вернемся, поговори с сестрой, она похожа на мою вторую бывшую. Но здесь и сейчас лови кайф от того, что ты девственник. И этот кайф, верняк, поможет тебе вернуться целым и невредимым.
Вот я здесь, подумал Зейн, когда монотонно загудели двигатели Б-52. С человеком, который видит меня насквозь, это верняк. И с четырьмя обдолбанными солдатами, которые за нами хоть в ад.
