— Для параноика слишком практично, — заметил Рассел.
— Так кто же в конце концов убил доктора Ф.? — уточнила Хейли.
— Ответ однозначный — мы, — сказал я. — Мы в бегах. Одного этого достаточно, чтобы превратить нас в добычу.
— Так что же нам делать? — спросила Хейли.
— Послать их! — ответил Рассел.
— Мы уже это сделали, — сказал я, — но этого недостаточно. Недостаточно просто выжить. Мы должны вернуть утраченное, вспомнить. Что мы сделали, что произошло. И еще.
— Что еще? — спросила Хейли.
— Шанс.
— Какой шанс? — сказал Зейн.
— В том-то и загвоздка. Но я не собираюсь идиотничать и играть по их правилам. Кроме того, я все еще зол из-за доктора Ф.
— Тогда за дело, — сказал Зейн.
— Если мы поведем себя правильно, — продолжал я, — то сможем схватить настоящего убийцу дока. Узнать имя шпиона в американской команде. Разобраться с сестрой Смерть. Купить разрешение у Дядюшки Сэма.
— Уж это точно сработает, — сказал Рассел.
Все рассмеялись.
— Так на чем остановимся? — спросил я.
— Чтобы заслужить свободу, — согласно кивнул Зейн, — мало спасти собственную задницу.
— Правильно, — сказал я. — Нет смысла становиться просто никчемными бродягами.
— Какого черта! — возмутился Рассел. — Я есть хочу.
Он положил сжатую в кулак правую руку на наш столик.
Мы с Зейном сделали то же.
Хейли коснулась своей стиснутой рукой наших, кивнула Эрику, чей кулак стал пятым.
— Время — наш явный враг, — сказал я. — Мы теперь безо всех наших лекарств. Сколько еще осталось, пока мы окончательно не слетим с катушек?
Хейли пожала плечами.
— Пять пациентов, пять разных курсов лечения. Трудно сказать. У всех вместе крыша не поедет, и у каждого свой часовой механизм.
— Да еще какой, — сказал я. — Пошел отсчет времени — тик-так, — пока мы не превратимся в нищего, который пускает слюни на скамейке в парке. Сколько нам еще осталось?
— Мы уже пропустили дневную дозу. И вечернюю тоже, — прошептал Эрик.
— Я видел ребят вроде нас, они выбрасывали свои таблетки, — сказал Зейн; из нашей компании он просидел в психушке дольше всех. — Думаю, у нас самое большее неделя, прежде чем мы сломаемся.
— Семь дней. — Рассел напустил на себя вид рок-звезды и пропел: — И вот настал тот день!
В той закусочной мы впервые ощутили вкус свободы. Настоящее картофельное пюре, тушеная говядина, темное филе индейки, свежая брокколи и горячий кофе в желтовато-коричневых кружках. Чистая, прозрачная вода. Зейн заказал холодное молоко — такое же белоснежное, как его волосы и борода.
