— Пусть Св. Николай и апостол Петр спасают; а я тебе не спаситель, ибо ты нашего благородного агу умертвил!
И громко ругая его, закричал слугам своим, которые за ним корзины с пищей носили:
— Этому негодяю крахту-кандильанафту прекрасному не давать ни крохи от хлеба нашего, ни косточки от мяса нашего и ни капли елея!
И вышел из тюрьмы хитрый купец.
Тотчас же пошел он к князю, поцеловал край его одежды и сел у ног его на ковре.
А князь был гневен в тот день и молчал.
И Хаджи-Дмитрий долго не молвил слова ему, чтобы свою душу не погубить.
Наконец грозный князь сказал ему:
— Что ты молчишь? Разве ты не знаешь моей к тебе милости? Чего бояться тебе?
— Государь мой и владыко мой! — воскликнул Хаджи. — Бесславности твоей разве не известно, что нищий смелее богатого человека?
— Что эти слова твои означают? — спросил князь благосклонно.
Хаджи-Дмитрий объяснил:
— А то они означают, что если б я не богат был твоими милостями, то я бы и не трепетал так утратить их. И трава полевая к солнцу блестящему цветком обращается и без теплоты его жить не может. И курица, когда пьет воду из лужицы малой, к небу после всякого глотка голову свою куриную поднимает, чтобы Бога за утоление жажды благодарить; а у меня разве куриная голова, что я забуду, как я твоею добротой живу и в городе всеми почтен.
Князь велел ему сесть поодаль на диван и чубук приказал ему дать и спросил, что нового.
— Мало нового, владыко мой! все старое, — сказал Хаджи. — Одно только есть новое: привезли трех девушек из черкесских дальних гор. Одной 16 лет, другой 15, а третьей 14. У одной волосы чорные, как сталь блестят, у другой как лен, а у третьей красные, как огонь. У черноволосой глаза голубые, а у белокурой глаза чорные, а у третьей, рыжей, такие зеленые, как смарагд. Я таких и не видывал. Имя первой Гюзель, то есть красивая, вторую зовут Назик — нежная, а третью Тюрлю-Тюрлю — разная-разная, потому что она очень любопытная и разные вещи знает, чтобы веселить и смешить человека.
Повернулся к нему князь и велел ему еще поближе к себе сесть и другой чубук приказал ему подать, золотом весь оплетенный, с большим янтарем, который был жемчугом окружен снизу.
А Хаджи продолжал:
— И ножки у них у всех трех малы и вогнуты в ступне хорошо. Я водой ноги им мочил и мокрыми ногами на пол их ставил и увидал, что ножки их в подъеме высоки и не плоски. И ночью спят они не храпят и покорны сердцем. Гюзель из них на тамбуре играет, Назик песни поет, а Тюрлю-Тюрлю пляшет искусно, бряцая серебряными звонками.
