Тени восторга | страница 64
Во всеобщем молчании голос сэра Бернарда прозвучал с отчетливым презрением:
— Магия! Мистер Консидайн рисовал круги бердовой костью и варил приворотное зелье из банановых листьев?
Инкамаси улыбнулся в ответ.
— А вы не могли бы сказать, почему приворотное зелье нельзя сварить из банановых листьев? Нет, такой магией мистер Консидайн не интересовался. Он стремился к высшему мастерству, и мне думается, он его достиг. Большинство из тех, кто владел древними знаниями, растратили силы на призрачные мечты и никчемные действия. А главное, они растратили ту силу, которую вы называете любовью, а мы — властью. У нас говорят, что весна жизни — это время власти. Именно эту силу учились использовать Консидайн и его ученики. Они овладели этой силой и теперь говорят, что это может сделать каждый. Теперь они умеют пробуждать и сдерживать восторг любви, а также использовать это чувство в своих целях. Они узнали, как путем созерцания красоты в мужчине или женщине наполнять себя неописуемым восторгом и обращать силу чувства на нужные цели. Первая из этих целей — жизнь, но можно достичь и других. Не знаю, делал ли это Консидайн когда-либо прежде, наверное, делал. Он так изощрил свое воображение, что в любой момент может вызвать в себе восторженное ощущение и воспользоваться силой чувства, сделав его силой состояния. Направляя эту силу на обновление тела, он сделал его неподвластным времени, распаду и болезням. Его, конечно, можно убить. Однако искусство добывания силы из любви и секса — лишь начало. Вы не задавались вопросом о сущности смерти? Она везде в мире, и все живут за счет смерти друг друга. Люди и животные, мы живем разрушением. Многие учения сомневались, что весь секрет именно в этом. Если человек все равно идет к смерти, разве не может он осознать восторг нисхождения и возвращения? И не будет ли это чувство самым сильным из всех возможных? Консидайн ищет этот путь. Стать свободным от любой случайной смерти, познать восторг бытия, будучи одновременно и жрецом, и жертвой — вот что он ищет.
Он задумчиво умолк, и Кейтнесс спросил:
— Вы говорите об этом, исходя из собственного опыта?
— Не только, — ответил король. — Мой отец отказался от обычаев предков, воспитал меня в христианской вере и отправил в Англию изучать формы мышления. Он не разрешил мне принять посвящение по обычаям племени, хотя мой дед и другие старейшины оставались верны традициям. Но когда я был ребенком, пришел Бессмертный и убедил моего отца — уж не знаю, какими словами, — чтобы меня отдали в его руки. Он сковал мою волю и мысли на тот случай, если я ему понадоблюсь. Подозреваю, что и с остальными сыновьями африканских вождей он поступил так же.