— С тех пор, как вы явили их мне, — сказал Нильсен.
— Это было пятьдесят лет назад, — ответил Консидайн.
Гости, наблюдавшие эту сцену, в который раз за вечер напряглись, когда услышали спокойный голос, который так же ровно ответил:
— С тех пор я им следовал.
— Расскажите, — коротко повелел Консидайн.
После недолгого молчания гость заговорил:
— Я пережил любовь и преобразил ее. Когда я был молод, то обнаружил, что чувственные желания мужчины можно превратить в силу воображения, и тогда любая сторона физической жизни становится источником силы. Я нашел способ преобразовать энергию мужского начала в жизненную энергию. Я — один из повелителей любви. Но и ненависть способна давать силу. Я научился переплавлять силу любви и силу ненависти в жизненную силу не только тела, но и души. Теперь мне больше не нужны ни любовь, ни ненависть.
Он умолк, и Консидайн, бросив быстрый взгляд на своих гостей, сказал:
— То, что вы получили, больше или меньше любви и ненависти?
— То, что я получил, больше всего, — сказал Нильсен. — Но теперь я хочу пойти дальше.
Консидайн осмотрел его с головы до ног и спросил:
— Что вы намерены делать сейчас?
— Я пройду через смерть и вернусь обратно живым.
Консидайн долго молча смотрел на него, затем медленно сказал:
— Вы можете больше не вернуться.
— Тогда тем более я должен умереть, — кивнул Нильсен. — Это уже неважно. Если я потерплю неудачу, да будет так. Но повелитель смерти не думает о неудаче. Разве не вы сказали нам, что так будет? И теперь я хочу только одного — восстать из мертвых. Моя роль не так важна, как ваша, в деле освобождения людей вы сможете обойтись и без меня. Поэтому я прошу позволить мне открыть путь пламени, горящему в нас, позволить мне разрушить преграду смерти.
Он схватил руки Консидайна, и в этом жесте выразились его вера и стремление. Голос Консидайна, ставший полнее и богаче, чем раньше, ответил ему:
— Воля и право ваши, не мои. Я здесь только для того, чтобы очищать, а не запрещать. Впереди всегда идут те, кто готов рисковать. Не всем дано вернуться, но кто-нибудь сделает это. Идите, если таково ваше намерение, повелевайте тлением и могилой, сделайте смертное воображение бессмертным, умрите и живите.
Нильсен опустился на колено, но лицо его было обращено к Консидайну, положившему руки ему на плечи. Позади этих двух высоких фигур сапфировый занавес взволновался, как будто намерение людей потрясло само пространство. Невероятный цвет ткани переливался сообразно восторгу человека, чье истинное существо само творило оттенки цвета силой своего воображения. В глубокой лазури пространства эти двое, казалось, отдалились от всего человечества, силой своих чувств поднявшись над ним. Переливы цвета породили удивительную музыку, и их совместная мощь затопила зал, так что Филипп и Роджер с трудом могли двигаться в воздухе, уплотнившемся светом и звуком. Филипп, задыхаясь, почти с ужасом чувствовал, как музыка, цвет и люди перед ним словно растворяются в одном пронзительном осознании Розамунды, даже еще не в ней, а только в ее форме и имени… На Роджера почти ощутимо давили слова, обрывки строф, отголоски рифм, и даже не они сами, а смысл, заключенный в них. Консидайн приказал пылкому адепту превращения энергий:
