Эстакада стояла на толстых растопыренных ногах и была похожа на доисторического ящера. У костра сидели бульдозерист и двое парней — грузчиков, оставленных Русиным на всякий случай.
Русин опустился на корточки рядом с ними, кинул в огонь полешко, спросил:
— Вроде погода ломается, а?
— Снегом попахивает, — сказал один из парней. — Ночью завьюжит, это уж верняком.
— Как бы машины с полпути не повернули, — вслух подумал Русин.
— Если вышли, то уже не повернут. На трассе для такой колонны поворотов не предусмотрено.
Парень был прав; снег пошел, только не среди ночи, а почти тотчас же, как только снизу, из-под сопки, загудели моторы. Мокрые, тяжелые хлопья падали стремительно и почти отвесно, костры задымили сильнее.
Рассекая огнями густые снежные струи, к карьеру подползли два самосвала. Шоферы что-то кричали, показывая назад, но ничего нельзя было разобрать.
Они подогнали машины под эстакаду и, опасливо посматривая наверх, вылезли из кабин. Бульдозерист в два захода наполнил оба кузова, и шоферы, даже не перекурив, поехали назад. «Здорово! — с восхищением подумал Русин. — С самого бы начала так. Эх!..»
Потом подошли еще две машины и, нагрузившись, торопливо отъехали. Наступила пауза.
Далеко, у подножья сопки, ревели моторы, метались сполохи света. Прошло десять минут, двадцать, а дорога оставалась пуста… Русин, почувствовав неладное, торопливо пошел вниз.
На повороте к карьеру он увидел буксовавшую машину. Виляя задом, машина бешено лупила цепями разъезженную колею, медленно сползала. От нее, отчаянно сигналя, пятилась другая. Еще дальше стояла третья.
Длинная, показавшаяся ему бесконечной, цепочка автомобильных огней огибала соседнюю сопку, исчезала в снежной мгле.
Несколько мгновении он стоял, совершенно подавленный этой картиной.
В свете фар ходили, поругиваясь, шоферы, их плоские тени шевелились на снежном экране.
И снова, как в первую ночь, когда он остался один у остывающего костра и услышал шум запоздавших машин, он почувствовал сейчас отчаянье и мальчишескую беспомощность, и ему захотелось убежать куда-нибудь от этой кутерьмы и злой несправедливости, свалившейся на его голову.
