За кустами, у омута, сидел с удочками старик в брезентовой фуражке и в плаще с капюшоном. Впалые щеки старика были покрыты жесткой щетиной, но держался рыбак молодцевато — шустро вскидывая то одну, то другую руку, вытаскивая удочки. Когда Гера подошел близко, старик оглянулся, но ничего не сказал, только кашлянул. Может быть, он подумал, что мальчишка будет ему мешать. Но Гера стоял тихо, ждал, когда рыбак поймает хоть одну рыбешку.
Клевало плохо, и рыбак больше не вытаскивал удочки, поплавки лежали на воде, не шелохнувшись, будто заснули.
— Плохо нынче ловится, — сказал старичок и улыбнулся. Глаза у него были бесцветные, но чистые, прозрачные, как две капельки воды, просвеченные солнцем. Лицо в морщинках. — Может, кефалька подойдет, — продолжал рассуждать вслух рыбак. — Она хитрючая, кефалька-то. Вокруг крючка бродит, а не берет. А если новый соперник появится, сразу хватает, другим не дает.
— Вы на что ловите? — спросил Гера.
— Каждая рыба свою приманку знает. Теперь еще искусственную придумали. Из тюбика, как паста, выдавливается. Да не пахнет. А рыбе запах подавай. Ты турист?
— Турист.
— Ну, ну. Кому что. Мне с грузом на хребте уже не ходить. А в свое время немало потопано. Издалека прибыли?
— Из города. Через Хазаровский, — похвалился Гера. Он думал, что старик удивится и снова похвалит, но тот лишь кивнул.
— Отовсюду приходят. Только с островом вы не шутите.
— А что?
— Заливает. Как туча в торах прольется, вода сюда по ущелью катится. Река разбухает и на остров шастает. Не прозевайте, а то зараз в море смоет.
— Не смоет, — заверил Гера.
— Ну, ну… Погода, видать, к тому идет. Чуешь, над горами-то? — Гера посмотрел на горы, но ничего не заметил. Голубело чистое небо, только над вершиной Хазаровского перевала застыло белое облачко. Старик рыбак показал на него: — Подбирается, чуешь? — Он сказал о нем с усмешкой, как о хитром зверьке, и замолчал, уставившись на поплавки.
Гера постоял еще немного, потом вернулся к палаткам.
Море лежало перед ним синей лентой, а висячий мост вкривь и вкось разлиновывал эту синюю ленту своими тонкими тросами. Но вблизи море было не только синим. Оно было разноцветным, словно раскрашенное огромными мазками, — темно-фиолетовое вдали, сизое — поближе, блестящее, будто подсвеченное из глубины, изумрудное у самого берега. Все эти краски переливались и меняли оттенки.
Лидия Егоровна разрешила вволю купаться, но предупредила, чтобы не пережаривались на солнце. Все чувствовали себя прекрасно. Только опять не повезло Сереге. Он выволок на берег матрац: решил поплавать. А Толстый Макс кинулся помогать, стал вынимать зубами резиновую пробку и… откусил ее! Серега закричал на Швидько:
