— Да, да, — проскрипела Цветная Капуста и хлестнула меня гневным взглядом. Я точно рак, пятился вниз по лестнице. — Дети в нашем доме имеют неограниченные права. Делают что хотят, бесятся, орут, забрасывают мяч ко мне в комнату, белкой взбираются на каштан и устраивают на лестнице кошачьи концерты. Короче говоря, никакого от них покоя с утра до ночи. А дворник даже пальцем не пошевельнёт, не видит, что́ творится в доме и вокруг него. Так откуда ей знать, кто сорвал правила и мою записку? Товарищ председатель, я требую, чтоб вы немедленно созвали чрезвычайное заседание домового совета. Пора навести порядок. А если вы не хотите, то я сама займусь этим.
Цветная Капуста умчалась к себе и тут же вернулась с коробкой кнопок.
— Так! — возгласила она торжественно, как будто совершала некий акт, от которого зависит мир во всем мире в течение трёх десятилетий. — Вот, в четвёртый раз вешаю на доску правила и свой призыв. Вы, товарищ председатель, свидетель, а вы, дворник, отвечаете за то, чтоб правила и призыв оставались на месте до тех пор, пока я сама их не сниму. Вы поняли?
Она гневно посмотрела на бабушку, потом пронзила меня угрожающим взглядом — из предосторожности я стоял на нижней ступеньке — и удалилась в свою комнату, находившуюся в квартире Чепона.
— Нет порядка? — заворчала бабушка. — Разве я не запираю и не отпираю парадное, разве не убираю лестницу, разве…
— Успокойтесь! — доброхотливо сказал Кобал. — Наверное, опять неприятности по работе, вот и вымещает на нас досаду. Ох, уж эти мне одинокие женщины!
— Да, да, — вздохнула бабушка.
А когда мы остались вдвоём, проговорила с живостью:
— Одинокая! Воображала она, вот кто! Обыкновенная кассирша в артели трубочистов, а наряжается и нос дерёт — что твой директор большого завода.
Закончив уборку, мы вернулись домой.
— А всё-таки хотела бы я знать, кто вытаскивает кнопки, — задумчиво сказала бабушка и вдруг спросила меня: — Михец, может, это кто из ребят?
К счастью, было уже темно, и она не видела, как я покраснел. А въезжавший во двор грузовик товарища Пенича заглушил мою невразумительную ложь.
Бабушка готовила на кухне ужин, я взял не глядя какой-то учебник — то ли латинского, то ли английского, то ли словенского языка. Перед глазами у меня прыгали пегасы, в голове прочно сидело наше общество. На все корки ругал я себя за то, что я, председатель тайного общества, сижу сложа руки, когда на доске объявлений «пасется» целых четырнадцать пегасов. Я даже прошёл мимо них… А что говорит устав на этот счёт? И как я могу ждать дисциплины от рядовых членов, скажем от Игоря, если сам я, председатель, нарушаю правила!
