И я полез опять в карман.
Девушки стали смеяться.
— Ах, вот оно, его богатство! Ты ведь, Элина, так много денег получила от него, а теперь он за вино заплатить не в состоянии! Ха-ха-ха!
Тут Элина рассвирепела.
— Убирайтесь вон! — крикнула она. — Не желаю я вас видеть! У него денег куры не клюют. Вот смотрите, что он мне дал!
И она с торжеством бросила на стол кредитки и серебряные монеты.
— Видите — он за вино заплатил и за меня заплатил. Вы никогда не видали столько денег сразу! Я могу хозяйке за два месяца отдать, поняли? Я только для того сказала это, чтобы позлить его немного, подразнить. А теперь убирайтесь!
Девушкам пришлось уйти.
Элина же резко и нервно рассмеялась, когда за ними закрылась дверь.
— Мне действительно не хотелось, чтобы они были здесь, — сказала она извиняющимся тоном. — В сущности, скучные девки, и я с ними не веду компании. А ты не нашёл их скучными?
— Нет, не нашёл, — ответил я, желая ещё больше пристыдить её. — Они отвечают, когда их спрашивают, рассказывают то, что я хотел от них узнать. Славные девушки.
— Ну, так ты тоже можешь убираться! — крикнула Элина. — Иди к ним, коли есть охота! Я тебя не удерживаю.
Для верности она опять спрятала у себя деньги, которые раньше бросила на стол.
— Мне хотелось ещё кое о чём у вас спросить, — сказал я. — Если бы вы только заставили себя посидеть спокойно и выслушать меня.
— Меня спросить о чём-то? — ответила она насмешливо. — Мне до тебя дела нет. Ты, верно, опять про Ганну начнёшь. Эта болтовня про Ганну мне прямо опротивела. На эти вещи не проживёшь.
— А вы разве не хотели бы бросить эту жизнь? — спросил я.
Она сделала вид, точно не слышит меня, стала снова рыться и прибирать в комнате и при этом насвистывала, чтобы приободриться.
— Бросить эту жизнь? — сказала она и вдруг остановилась предо мною. — Зачем? Куда я пойду? Кто меня возьмёт замуж? Кто захочет иметь такую, как я? А служить я не могу.
— Вы бы могли попробовать уехать куда-нибудь и начать честную жизнь.
— Ерунда! Ерунда! Брось об этом. Ты что, миссионером стал, что ли? Для чего мне уезжать отсюда? Мне здесь хорошо, меня никто не трогает. Знаешь что? Закажи-ка ещё бутылку вина! Но уже для нас двоих только. Другим не давать… Гина, — крикнула она в дверь.
Она заказала вина, пила и становилась всё менее привлекательной. Разумного ответа от неё нельзя было добиться. Она без конца напевала про себя отрывки площадных песен, сидела и о чём-то думала. Потом опять пила, и её манеры становились прямо отвратительными. Несколько раз у неё снова являлось желание сесть ко мне на колени, она высовывала язык и говорила: «смотри-ка!».
