– Потому что не хочу.
Всеми ее помыслами владел Ральф, и места для Африки уже не оставалось.
Его очередная книга пользовалась небывалым успехом. По ней снимался фильм. Он признался Дафне, что обожает ее и прекрасно сознает, какую адскую жизнь ей устроил. Видимо, с творческой натурой лучше не связываться.
– Игра стоит свеч, – сказала Дафна, – и, наверное, от меня тоже есть какая-нибудь польза.
В ту минуту он в этом не сомневался, прикинув, что последняя его книга была вся написана за время их связи.
– По-моему, нам надо пожениться, – сказал он.
На следующий день он вышел из дома и уехал за границу. Два года не притупили ее любви, не заглушили боли и страха.
Через три недели он написал ей с материной квартиры и попросил съехать. Он сам потом расплатится и прочее.
Она позвонила его матери.
– Он не станет говорить с тобой, – сказала та. – Честно говоря, я со стыда сгораю за него.
Дафна взяла такси и поехала к ним.
– Он работает наверху, – сказала его мать. – Завтра снова куда-то собирается уезжать. Честно говоря, я надеюсь, что это надолго.
– Мне нужно повидать его, – сказала Дафна.
– Я буквально больная от него, – сказала мать. – Стара я, милочка, чтобы переносить такое. Благослови тебя Бог.
Она подошла к лестнице и крикнула:
– Ральф, спустись, пожалуйста, на минутку.
Дождавшись его шагов на площадке, она быстро шмыгнула в сторону.
– Уходи, – сказал Ральф. – Уходи и оставь меня в покое.
В колонию Дафна вернулась в самые дожди. От сырости Чакату совсем замучил ревматизм. О ревматизме он в основном и говорил и, спросив что-нибудь про Англию, даже не слушал ответа.
– Вест-Энд страшно разбомбили, – сказала Дафна.
– Когда я поворачиваюсь в постели, в паху словно ножом режет, – ответил он.
Заходили соседи повидать Дафну. Молодежь переженилась, некоторых она вообще впервые видела.
– К югу от нас купил ферму какой-то парень из Англии, говорит, что знает тебя, – сказал Чаката. – Кажется, его фамилия Каш.
– Касс, – сказала Дафна. – Майкл Касс. Правильно?
– Это снадобье, что мне прописали, совсем не помогает. Только хуже себя чувствую.
В доме Старого Тейса теперь жил новый табачник. Старый Тейс жил в хозяйском доме, у Чакаты. Он сидел в углу веранды и нес околесицу либо слонялся по двору. Чаката раздражался, когда Старому Тейсу не сиделось на месте, поскольку сам он передвигался с трудом. «Не приведи бог, – говорил он, провожая взглядом Старого Тейса, – вот и руки-ноги есть, а в голове никакого соображения. Я хоть еще соображаю». Чаката предпочитал, чтобы Старый Тейс сидел в своем кресле на веранде. В такие минуты он говорил: «Знаешь, после стольких лет я очень привязался к Старому Тейсу».
