Блаженны миротворцы, блаженны чистые сердцем: ибо они Бога узрят.
Недвижна, как обелиск, стоит пред ними Александра, глядя на дело рук своих и рук аббатисы Гильдегарды прежде нее; и видит, что это хорошо, и готова об этом свидетельствовать. Губы ее шевелятся невпопад, как в дублированном фильме:
Когда же, покой, как голубь лесной, робкие крылья сложив,
Перестанешь, кружа, ускользать и впорхнешь под ветви мои?
Когда же, когда, о покой? Лицемерить не буду,
Сердце не обмануть: ты нисходишь порой, о покой: однако ж
Частичный покой непокоен. И разве чистый покой
Стерпит распри и страх, тревоги, и скорби, и смерть?
[20]В вестибюле у подножия лестницы Милдред спрашивает:
— А где Уинифрида?
Аббатиса медлит с ответом; они поднимаются к ней в приемную и рассаживаются.
— Уинифрида отправилась в женскую уборную на первом этаже универмага Селфриджа и пока не вернулась.
Вальбурга говорит:
— Куда это все нас заведет?
— Каким же образом, — говорит Милдред, — эти два молодых человека ухитрятся прийти за деньгами в женскую уборную?
— Наверно, подошлют за ними какую-нибудь девицу. По крайней мере, Уинифрида следует спущенным инструкциям, — говорит Александра.
— Чем больше людей сюда вмешивают, тем меньше мне все это нравится, — говорит Вальбурга.
— Чем больше денег они требуют, тем меньше мне все это нравится, — говорит аббатиса. — Собственно, я впервые услышала о вымогательстве нынче утром. И мне все-таки интересно, о чем с самого начала думали Бодуэн с Максимилианом, когда посылали сюда своих молодцов?
— Мы хотели раздобыть Фелицатины любовные письма, — говорит Милдред.
— Нам нужны были ее любовные письма, — подтверждает Вальбурга.
— Если б я знала, как немного вам нужно, я бы устроила это без особых хлопот, — говорит аббатиса. — У нас прекрасно поставлено фотокопирование.
— Тогда Фелицата была все время начеку, — говорит Милдред. — А нам надо было, чтоб вас избрали аббатисой, Александра.
— Меня бы все равно избрали, — говорит аббатиса. — Однако я вас не оставлю, сестры.
— Если б они в тот первый раз не тронули наперсток, Фелицата никогда бы ничего не заподозрила, — говорит Вальбурга.
Милдред говорит:
— Они просто рехнулись с этим проклятым наперстком. Они его захватили, чтоб Максимилиан видел, как легко к нам пробраться.
— Сколько шуму, — говорит аббатиса, как говорила прежде и скажет еще не раз, с опечаленно-безучастным видом, — из-за серебряного наперсточка.
— В общем, мы тут мало что знаем, — говорит Милдред. — Лично я ничего толком не знаю.
