Толстяк знает, что многие выдерживают самые ужасные боли, но расклеиваются при виде собственной крови. Он колдует над Консеем, словно профессор в анатомической перед студентами.
— Видишь, товарищ, этот разрез делают сверху вниз...
Наконец, наступает мой черед играть роль великодушного человека. Это правило игры при обработке преступника, когда один из полицейских выступает в роли палача, а другой в это время произносит мудрые слова. На это клюют даже самые отъявленные преступники. Когда тип полностью подавлен, ему так необходимо слово сочувствия, рука поддержки, даже если она бряцает парой наручников.
— Консей,— говорю я ему,— перестаньте упрямиться! К чему все это? Вы в наших руках, и у нас есть все средства, чтобы заставить вас говорить...
Он смотрит на меня сквозь пелену слез.
— Вы слышите меня?
Бурже начинает рыдать, словно малыш... Для меня это ой-йой-йой! Конечно же, рыдающий мужчина — зрелище почти патетическое! Но совершенно нет времени ждать, когда он выплачется.
— Итак, мы слушаем вас!
— Документы находятся у Болемье, моего заместителя, инженера Болемье.
— Я сомневаюсь в показаниях такого типа. Вы коллеги по работе... Или вы коллеги по шпионажу?
Он опускает голову.
— Где можно найти Болемье?
— Он сегодня уехал в Гавр... Я недавно проводил его на вокзал...
— В Гавр?
— Да... Он должен передать эти документы и макет иностранному агенту, который завтра утром отплывает из Гавра на теплоходе «Либерте'».
— Где они должны встретиться?
— В морском порту...
— Как зовут агента?
— Не знаю, я не знаю его... я незнаком с ним...
— А ваш подонок-коллега знает?
— Тоже нет... По моим данным, агент должен сам опознать Болемье... Я предполагаю, что у него есть фотография инженера.
Я выхожу из себя.
— Идиот! Наивный простофиля! Это надо же было зайти так далеко, чтобы у них была его фотография! Эти господа-шпионы работают без проколов...
Усталый, обреченный, Консей только кивает головой, соглашаясь со мной.
— А почему это, агент решает плыть на пароме? — интересуюсь я.— Это же не современный вид транспорта. Слишком медленно!
— Морская таможня менее строгая и придирчивая, чем любая другая.
— Макет большой?
— Двадцать пять сантиметров длинной и пятнадцать высотой.
— О'кэй... Нам очень нужна фотография Болемье... У вас, случайно, нет?
— Кажется, есть... Подождите!
Он вытаскивает из комода ящик. Вынимает оттуда большой рыжий толстый конверт и высыпает его содержимое на покрывало.
Консей протягивает мне фотографию, на которой он сфотографирован рядом с молодым человеком, бородатым в стиле «макарони по-флорентийски».
