— Ты ее?! — Клайв едва не срывается на крик.
— Ага, — говорю я, прекрасно понимая, что мои действия граничат с откровенной жестокостью. «Ничего, — думаю я, вспоминая Миранду. — Не одному же мне страдать».
— Как же, но ведь…
Я вздыхаю.
— Я лишь предложил ей сходить поужинать, Клайв. А ты реагируешь так, будто я подвалил к ней и сказал: «Здорово, цыпочка, давай перепихнемся».
Клайва, в сердце которого еще был свеж образ милой Амриты, так резанули по уху мои грубые слова, что он содрогнулся. Как если бы некий изуверствующий врач сунул ему в ухо ледяной отоскоп. Наверное, пора сбавить обороты.
— Ну хорошо, хорошо. Я только спросил новенькую, чем она будет заниматься, когда уволится. И она ответила, что сядет за докторскую. По антропологии, — хохотнув, добавляю я. — Так что это действительно какое-то совпадение.
Клайв не сводит с меня гневного взгляда.
— Ты подлец. Двуличный интриган.
— Таковы, мой друг, невзгоды и превратности любви. Я лишь помогаю тебе к ним акклиматизироваться. — И добавляю сурово: — Ведь если ты собираешься ухлестнуть за такой первоклассной цыпочкой, бессонные ночи тебе гарантированы.
— Первоклассной цыпочкой! — вторит взбешенный Клайв. — Да она, да я за нее…
— Спустись на землю, за ней, наверное, половина делийских миллионеров бегает.
Несчастный укоризненно смотрит на меня.
— Ты ничего не понял, да? — И выходит из комнаты.
Я вздыхаю, прокручиваюсь в кресле и долго гляжу в окно.
— Наверное, ты прав, мой друг, — бормочу я. — Наверное, прав.
Вот так я впервые узнал о безнадежной любви Клайва к Амрите. С тех пор, судя по всему, они встречаются.
А меж тем я делаю неплохую карьеру. Мне звонят, засыпают заказами, я буквально нарасхват.
Одним стылым ноябрьским вечером меня направляют на некий адрес в Вест-Энде.
«Надень фрак», — говорит Кэролин.
Ох не люблю я это дело.
Точно в полусне я моюсь, бреюсь, расчесываю волосы, освежаю дезодорантом подмышки, сыплю немного талька под плавки. Да, кстати, что с ними? Похоже, им пора в стирку. Выбираю шикарные трусы-боксеры, разрисованные аллигаторами, потом меняю их на темно-синие, надеваю свою единственную и неповторимую выходную рубашку с привлекательно желтеющим воротником, а поверх — позеленевший от времени фрак отца, который свисает с моего тощего тела складками, как шкура на носороге.
— Какой красавчик! Мечта молоденькой кокетки! — восклицает Кэт, поднимаясь мне навстречу.
Я натянуто улыбаюсь, а на языке так и крутится ответ: «Скорее мечта старенькой кокетки».
