Мы лазили вместе по сопкам, жгли костры из пахнущих яблоками и печеньем ящиков, которые брали возле какого-нибудь магазина. Порой тащили эти ящики километры по тундре, прежде чем сжечь вдали от взрослых. Ящики делались из тонких ровных досок и горели хорошо, с гулом. Пламя было выше нас. Мы скакали сквозь него, иногда по очереди, иногда держась за руки. Потом пекли картошку в золе и жарили хлеб и сало на веточках лиственницы. Сало отдавало смолой, а подгоревший хлеб похрустывал. Катька мне тоже очень нравилась.
Уже в пятом классе она лишилась девственности и попробовала анашу. К девятому классу, когда ее выгнали из школы, она была законченной наркоманкой и проституткой. Продавалась сезонным рабочим, обворовывала их и ходила постоянно под кайфом и в синяках.
Ее мать спилась. А отца убил очередной любовник матери, когда тот застал их вместе. Мать на суде выгораживала любовника.
Мне было больно смотреть на Катьку. Иногда мы встречались с ней глазами, и я не мог понять, что я в них вижу. То ли пустоту, то ли какую-то чудовищную усталость. Когда все это с ней начало твориться, я не понимал, что происходит. А она на любую попытку сближения отвечала таким холодом и злобой, что я плакал. Я так и не понял, что произошло.
А с Вовкой Капустиным я постоянно дрался. Хотя при чем тут Капустин.
— Батон, у тебя перо от подушки на волосах, — шепчет Паша, — возле уха.
Я поднимаю руку вверх, и, еще не донеся до уха, слышу радостный Колкин возглас:
— Ивлев, вы желаете отвечать?!!
В голосе учителя слышна неподдельная радость.
— Нет, — говорю, — не желаю.
— Чего-чего?
Колка картинно пригибается и подставляет ладонь к уху, будто в надежде расслышать.
— Не желаю! — говорю я громче и чуть менее уверенно.
— Бросьте, Ивлев, не стесняйтесь! Панченко, скажите, он желает отвечать?
— Да, желает. — уверенно подтверждает Паша, и тихо шепчет, — Извини, Батон, он хотел меня спросить.
— Козел. — отвечаю я ему.
— Что вы сказали? Я не расслышал. — Колка, серьезно наморщив лоб, стоит у доски, лысый, длинный, в отлично выглаженном сером костюме.
— Это я не вам.
— Выходите, отвечайте. — Колка разыгрывает нетерпение, протягивает в мою сторону указку.
А я сижу и лихорадочно размышляю. Ведь есть вероятность, что я знаю тему, вот знать бы еще, о чем он спросил.
— Панча, — говорю, — о чем он спросил?
— Что-то про атомы, — спокойно и развязно отвечает Паша.
— Козел! — говорю я.
— Что-что?
— Это я не вам.
— Ивлев! — Колка раздражается, — Давайте к доске! Быстро! — теперь он серьезен.
