— А что ты думал, дедушка! Давай себе и попьем…
И поднимается Миколка на порог вагона, предвкушая, как он расправится с маковыми баранками. Они-то уж, если на то пошло, вкуснее «заячьего хлеба», вкуснее любого лакомства.
И тут-то начинаются эти самые дедовы «баранки с маком». Да еще с каким маком!
— Иди, иди, котик мой, угощу тебя!
И дедовы руки внезапно хватают Миколку за вихры. Тут только спохватится Миколка, сообразит, что попался. Но поздно. Костлявые руки деда Астапа цепкие: попадешься — не вырвешься. А дед дергает за вихры да приговаривает:
— Это тебе за лягушек! А это за пушки! Вот — с маком! Не потешайся над стариком! Не издевайся над родным дедом! Не дразни доблестного николаевского артиллериста!
Миколка уже вопит на весь вагон, уже заступается мать:
— Брось ты, человече, над ребенком измываться!
Но это лишь добавляет масла в огонь. Дед обрушивается на обоих.
— Я вам всем покажу, как героя-воина обижать! Я вам покажу, как турок бьют… Я вам покажу, как пушки заряжают… Узнаете вы у меня, что такое картечь!
Так постигал Миколка артиллерийское дело. И, видя, что все пути к отступлению отрезаны, шел на мировую.
— Помилуй, дедушка, сдаюсь!
— Ага! Сдаешься? Давно бы так! Говори, значит, кто я такой есть?
— Герой турецкой войны…
— Ну?
— И императорских орденов…
— Ну?
— Смешно, дедушка!
— Что ты смешного тут нашел, супостат?
— Ну кавалер… орденов кавалер… Вон у стрелочниковой Зоськи есть кавалер, так он же молодой! А тут дед — и кавалер. Смех — да и только!
— «Смех — да и только!»— передразнивает дед, остывая, и пускается в невеселые рассуждения: — Мал ты еще, в толк не возьмешь никак, что за кавалер и почему. Полюбуйся вот, у меня два собственных ордена, а это значит, что я императорский кавалер… Медали такие даются за проявленную в боях исключительную храбрость… — Дед говорит, словно читает наизусть. — Мне за мою исключительную, значит, храбрость. Понял?
— А разве я говорю, что нет? — успокаивает его Миколка. — Известно, за храбрость! Храбрей тебя, дедушка, поди, на всей турецкой войне не было, — лукаво добавляет он.
А это деду слаще меда. Он даже присядет и начинает разглаживать седую бороду. Она у деда довольно неказиста: с одной стороны густая, с другой — реденькая. А он знай поглаживает, осанку важную принимает. И медали снимает, внуку показывает:
— Видишь, это вот — царь Николай… А вот тут написано: «За храбрость»!
— А почему борода у царя такая потешная, на щеке обрывается?
